Манадзуру - [50]

Шрифт
Интервал

Тот же самый луг, осень.

На краю луга расположилась посадочная станция небольшой канатной дороги.

Медленно, словно жуки-носороги, по стальному тросу вдоль гор ползли угловатые кабины фуникулёров.

— Давай прокатимся, — предложил Рэй. Мне не хотелось, но все же поехали. По дороге была остановка, все остальные пассажиры, кроме нас с Рэем, вышли. Мы остались вдвоем в автоматически управляемой кабине, только голос, звучащий из микрофона, нарушал тишину.

На следующей станции фуникулёр остановился. Голосовое сопровождение резко оборвалось, судя по всему, возникла какая-то поломка, но Рэй продолжал спокойно любоваться пейзажем из окна.

— Давай выйдем и опустим кабину, — внезапно предложил Рэй.

— Не получится, — начала твердить я, а про себя подумала, что все происходящее вокруг похоже на сон. Но если это действительно сон, то можно и в самом деле опустить кабину.

Мы вышли на платформу, обдуваемую со всех сторон ветрами, и нажали на кнопку экстренной посадки. Кабинка начала медленно опускаться вниз. Ударившись дном о покатую поверхность склона, он со скрипом грузно осел.

— Рэй, мне страшно. Почему мы с тобой оказались здесь? — спросила я.

— Такое бывает, если просто живёшь, — ответил Рэй.

Порывы ветра почти сбивали с ног. Хоть это и сон, я ощущала всем телом эти холодные удары.

Далеко внизу виднелся осенний луг. Я обняла Рэя. Вчера, когда я вешала на плечики пиджак только что вернувшегося с работы мужа, мне странным образом привиделся стальной блеск изуродованной груды металла и разбросанных повсюду болтов от этого самого развалившегося фуникулёра.

— Когда живешь, такое, наверное, иногда происходит.

— Это, точно. Даже лучше сказать, часто происходит, — отозвался на мои слова Рэй. Осенний ветер трепал наши волосы. Обдумывая планы на вечер, я с нетерпением ждала, когда к нам поднимется следующая кабинка.


Тот же луг, но вокруг уже не весна и не осень, а закат лета.

Я упрекала его. За ту женщину. Женщину с родинкой на шее.

Рэй молчал. Даже не пытался сказать что-нибудь в свое оправдание. Мне стало не по себе, я внимательно вгляделась в его лицо, но оно потеряло всякое выражение.

Рядом со мной было только тело Рэя — сосуд, в самой глубине которого был спрятан мой, настоящий Рэй.

Я ударила его по щеке. Рэй побледнел, но не промолвил ни слова.

— Она не виновата, — немного погодя, проронил он.

— Ты меня больше не любишь? — спросила я.

— Любить, — задумчиво прошептал он, — мне не знакомо это слово.

Я вздрогнула.

В один момент все то, что говорил мне Рэй раньше, перевернулось и обрело совсем другой смысл.

Я стала цепляться за Рэя в попытке обнять.

Он не оттолкнул меня, только едва уловимо отшатнулся.

Я думала, что наша семья, мы трое: я, Рэй и Момо — стали одним целым, что границы между нашими телами стерлись, что мы проникли и растворились друг в друге.

На лугу на закате лета тело Рэя вытолкнуло меня из себя. Даже почувствовав это, я продолжала цепляться за него. Приблизив губы к самому уху, я шептала: «Не уходи». Он легко обнял меня. Его тело приблизилось ко мне, но мне показалось, что оно стало еще дальше. Он обнимал меня, но в его объятиях я вдруг почувствовала невыразимое одиночество.

— Я не позволю тебе уйти! — закричала я. Рэй сильнее прижал меня к себе, как капризного ребенка.

И вдруг мое сознание помутилось. В голову ударила мысль, что будь у меня сейчас в руках нож, я бы всадила в это тело его острое лезвие.

Брызнувшая фонтаном кровь залила бы меня с головы до ног, а я, дождавшись, когда последняя капля упадёт на землю, сжала бы в объятьях его безжизненное тело, уткнувшись лицом в бездыханную грудь.

Рэй спокойно смотрел на меня.

Плакать сил не было. Я ловила его взгляд, я безумно хотела Рэя.

— Я не должна была его любить, — подумала я. — Лучше бы ничего этого не было.

Взгляд Рэя ранил меня. Я ощутила боль и в то же время радость. Было так грустно, так одиноко, а вместе с тем радостно.

— Рэй, — позвала я.

— Кэй, — произнес он моё имя.

Над полем на закате лета висели комариные тучи.

До автобуса десять минут. Съежившись, я сидела на лавке рядом с пляжем Манадзуру, вокруг клубились комары.


Мелькнула огромная тень. Я посмотрела вверх, это птица пролетела мимо. Белые крылья с шумом рассекали воздух.

— Цапля, — произнесла я вслух, и тело, будто прилипшее к скамье, немного расслабилось. Цапля скрылась за вершинами гор. Я посмотрела на время. Короткая и длинная стрелки застыли на времени в десяти минутах до прихода автобуса. Хотя секундная стрелка исправно продолжала двигаться.

Цапля вернулась обратно, но уже вместе с другой. Одна уселась на крышу дома, стоящего у подножья горы. Вторая, покружив в поисках места приземления, выбрала крышу соседнего дома, опустилась и застыла в неподвижной позе, чуть согнув в коленях длинные ноги.

Черепица на крыше почти вся облупилась. Щели между уцелевшими пластинами заполнил мох, тут же расползся мискант, как бы сшивая мшистые островки между собой. Обветшавшие ставни окон наполовину вывалились из рам.

Лет через десять заброшенные дома становятся царством холода и пустоты, но потом, когда проходит еще больше времени, они превращаются в живые существа. Через трещины в стеклах, не прикрытых ставнями окон, внутрь дома вползли стебли дикого плюща. Почти все листья на нем пожухли и приобрели коричневый цвет, но под ними уже начала пробиваться свежая зелень.


Еще от автора Хироми Каваками
Медвежий бог

Хироми Каваками (род. в 1958 г.) — японская писательница, биолог, лауреат литературных премий. В 1994 г. за новеллу «Медвежий бог» получила литературную премию Паскаля за дебют в малых жанрах. В 1998 г. выходит одноименный сборник, получивший премию Мурасаки Сикибу и премию Бункамуры Домаго. За произведение «Наступить на змею»(1996) писательница получила премию Акутагавы. Своеобразный литературный стиль и биологическое восприятие мира делают прозу Хироми Каваками притягательной для читателя. В ее произведениях женщина соблазняет мужчину, как змея соблазняет кролика.


Рекомендуем почитать
Новый Декамерон. 29 новелл времен пандемии

Даже если весь мир похож на абсурд, хорошая книга не даст вам сойти с ума. Люди рассказывают истории с самого начала времен. Рассказывают о том, что видели и о чем слышали. Рассказывают о том, что было и что могло бы быть. Рассказывают, чтобы отвлечься, скоротать время или пережить непростые времена. Иногда такие истории превращаются в хроники, летописи, памятники отдельным периодам и эпохам. Так появились «Сказки тысячи и одной ночи», «Кентерберийские рассказы» и «Декамерон» Боккаччо. «Новый Декамерон» – это тоже своеобразный памятник эпохе, которая совершенно точно войдет в историю.


Черные крылья

История дружбы и взросления четырех мальчишек развивается на фоне необъятных просторов, окружающих Орхидеевый остров в Тихом океане. Тысячи лет люди тао сохраняли традиционный уклад жизни, относясь с почтением к морским обитателям. При этом они питали особое благоговение к своему тотему – летучей рыбе. Но в конце XX века новое поколение сталкивается с выбором: перенимать ли современный образ жизни этнически и культурно чуждого им населения Тайваня или оставаться на Орхидеевом острове и жить согласно обычаям предков. Дебютный роман Сьямана Рапонгана «Черные крылья» – один из самых ярких и самобытных романов взросления в прозе на китайском языке.


Город мертвых (рассказы, мистика, хоррор)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Орлеан

«Унижение, проникнув в нашу кровь, циркулирует там до самой смерти; мое причиняет мне страдания до сих пор». В своем новом романе Ян Муакс, обладатель Гонкуровской премии, премии Ренодо и других наград, обращается к беспрерывной тьме своего детства. Ныряя на глубину, погружаясь в самый ил, он по крупицам поднимает со дна на поверхность кошмарные истории, явно не желающие быть рассказанными. В двух частях романа, озаглавленных «Внутри» и «Снаружи», Ян Муакс рассматривает одни и те же годы детства и юности, от подготовительной группы детского сада до поступления в вуз, сквозь две противоположные призмы.


Год Иова

Джозеф Хансен (1923–2004) — крупнейший американский писатель, автор более 40 книг, долгие годы преподававший художественную литературу в Лос-анджелесском университете. В США и Великобритании известность ему принесла серия популярных детективных романов, главный герой которых — частный детектив Дэйв Брандсеттер. Роман «Год Иова», согласно отзывам большинства критиков, является лучшим произведением Хансена. «Год Иова» — 12 месяцев на рубеже 1980-х годов. Быт голливудского актера-гея Оливера Джуита. Ему за 50, у него очаровательный молодой любовник Билл, который, кажется, больше любит образ, созданный Оливером на экране, чем его самого.


Троя против всех

О чем эта книга? Об американских панках и африканских нефтяниках. О любви и советском детстве. Какая может быть между всем этим связь? Спросите у Вадика Гольднера, и он ответит вам на смеси русского с английским и португальским. Герой нового романа Александра Стесина прожил несколько жизней: школьник-эмигрант, юный панк-хардкорщик, преуспевающий адвокат в Анголе… «Троя против всех» – это книга о том, как опыт прошлого неожиданно пробивается в наше настоящее. Рассказывая о взрослении героя на трёх континентах, автор по-своему обновляет классический жанр «роман воспитания».