Мамонтенок Фуф - [7]

— Великая Мать, — прохрипел сутулый воин, больно сжимавший корявыми пальцами Оллину шею. — Вот эти люди приплыли сверху. Наверно, не знали, что их сородичи трусливо сбежали отсюда. Что с ними делать?

Старуха в зловещей тишине рассматривала пленников. В ее круглых, как у совы, глазах красным огоньком тлел отблеск костра. Потом безбровые веки медленно опустились, и лицо Великой Матери стало сонным.

— Засуньте их головой в воду, пока не перестанут жить, — пропищала она и слабо махнула высохшей рукой.

— Великая Мать, — вдруг сказал дед Уча. — Меня можно лишить жизни, но вот эта девочка, — он кивнул на Оллу, — она дочь предводительницы Рода. Она знает язык зверей, лекарственные травы и многое другое.

Глаза у старухи снова загорелись красным.

— А не врешь? — подозрительно спросила она и задумалась. — Хорошо, старика уведите, а девчонку мы оставим себе.

Воины подхватили деда Уча и спиной вперед потащили к выходу. Последнее, что запомнила Олла, это были волочившиеся по земле босые ноги и беспомощная улыбка, застывшая на морщинистом лице. Больше деда Уча она не видела никогда.

Через день из случайных разговоров Олла узнала, что она попала к Длинноруким. Об этом бродячем племени грабителей она уже слышала от взрослых. В тот день, когда они с дедом Уча плавали к духам на скалах, охотники Рода Большой реки издалека заметили приближение большого отряда Длинноруких. Они успели предупредить своих сородичей, собрались и уплыли вниз по Большой. Часть Длинноруких пустилась в погоню, надеясь догнать беглецов, а часть во главе с дряхлой предводительницей осталась их дожидаться.

Олла под присмотром воинов готовила пищу для Великой Матери Длинноруких, которая целыми днями грелась на солнцепеке. На ночь девочку крепко связывали, чтобы она не сбежала.

На третью ночь Олла услышала за стеной негромкое повизгивание. Она прислушалась. В дальнем углу, зарывшись в свои пушистые меха, тонко посапывала Великая Мать. У входа во всю храпели воины, охранявшие предводительницу. Тлели, потрескивая, сырые ветки в очаге, и редкие красные искры лениво взлетали к верхней отдушине, через которую виднелись звезды.

Визг повторился.

— Аф, — еле слышно позвала Олла.

— Р-рр… я здесь, — отозвалась собака.

— Иди сюда, только тихо, чтобы тебя не услышали.

Прошло еще некоторое время. Никаких новых звуков, кроме сонного похрапывания людей, не было. И только когда влажный собачий нос уткнулся в Оллино плечо, она узнала, что Аф уже здесь. Он тотчас радостно лизнул ее в щеку и снова проскулил:

— Что нужно делать?

Олла перевернулась на бок и, подставляя свои связанные сыромятной кожей руки, сказала:

— Перегрызи эти ремни.

Скоро они осторожно прокрались мимо спящих войной и выскользнули на воздух.

Стояла теплая безлунная ночь, и по-ночному были ясны даже самые далекие звуки. Где-то яростно взлаивали дикие собаки, потом земля донесла приглушенный топот промчавшегося табуна лошадей. Вслед за этим над темными просторами прокатился низкий могучий рев, и сразу неподалеку тоскливо заплакала ночная птица.

Чуть отбежав от стойбища, они на миг остановились на невысоком пригорке. Аф прижался теплым боком к ногам девочки и, щетиня загривок, оглянулся назад. Никто их не преследовал, и он успокоился.

— Ночь на исходе, — заметил он, подставляя нос слабому дыханию встречного ветерка. — Какую тропу мы теперь изберем?

Олла ласково провела рукой по его голове, вздохнула и, не оглядываясь, сбежала с пригорка.

Над далекими перелесками едва-едва начинал светлеть краешек неба.

7

Непоседа Фуф еще утром куда-то исчез, и к середине дня мамонтиха не на шутку испугалась. Она обошла несколько рощ и теперь не знала, где еще искать сына. Вдруг навстречу попался Харр.

Медведь мигом прыгнул за толстое дерево и, высунув из-за него голову, с обидой сказал:

— Напрасно вы тогда так осерчали на меня. Я ж совсем не желал зла вашему сыночку. Ну, шлепнул бы его разок-другой, ему же желая добра.

Увидев, что мамонтихе совсем не до него, медведь осмелел и вылез из-за дерева.

— Хрр, не те нынче дети пошли, — сказал он, сокрушенно разводя лапами. — Дерзят, старших не уважают. Вот, помню, мы в свое время…

— Вы не видели моего сына? — перебила мамонтиха, тревожно озираясь по сторонам.

— Что, неужели пропал? — оживился Харр. — Ай-яй-яй. Постойте-ка…

Медведь прищурился и сделал вид, что вспоминает.

— Ах-хр, совсем из ума выжил! Я же видел его сегодня!

— Где? — вскинулась мамонтиха. — Вы видели моего сына?

— Ага, — подтвердил медведь. — Знаете тропу, что идет по обрыву вверх по Большой?

Мамонтиха нетерпеливо кивнула.

— Вот по ней он и убежал. Я еще подумал, не вернуть ли его, потому что дальше-то места очень уж нехорошие.

— Что такое? Почему? — закричала мамонтиха не своим голосом.

Медведь казался совсем убитым.

— Старый я дурак, — причитал он и даже ухитрился всхлипнуть. — Как же я не догадался-то: ведь там живет этот негодяй — пещерный лев, мерзавец, каких свет не видел. Съесть малыша ему ничего не стоит!

Мамонтиха повернулась и бросилась к реке. Забыв об осторожности. она бежала по узенькой подмытой тропе, которая выдержала бы разве что оленя, но никак не тяжеленную мамонтиху. И тропа не выдержала. Вместе с грудами земли рухнула мамонтиха с огромной высоты прямо на острые камни, между которых кипели отороченные пеной водовороты. Через короткое время мертвая мамонтиха показалась уже на середине реки, и широкое течение неторопливо понесло ее дальше.