Мамаев омут - [63]

Счетовод оторвался от бумаг и, взглянув на Мишку поверх очков, сочувственно покачал головой и снова углубился в сводку.

— Вот что, Егорыч, ты пойди и скажи от моего имени, что я приказал принять тебя в отряд. Сейчас же. Немедленно. Понятно? Без всякой очереди. Или нет, я лучше письменное распоряжение дам. — И Василий Прохорович протянул руку к бумаге.

— Не надо, — остановил его Мишка. — Я теперь сам не хочу.

— Это что за фокусы? — нахмурился Василий Прохорович и, не получив ответа, сухо добавил: — Ну, это как знаешь. А карту Андрею Петровичу отдай.

— Не отдам, — решительно ответил Мишка.

— Это почему же? — спросил председатель.

— Вы сказали — она для института, — упрямо стоял на своём Мишка.

Василий Прохорович чуть было снова не закашлялся, но раздумал строго взглянул на Мишку и, внезапно ударив ладонью по столу, заговорил:

— Да что, понимаешь, за разговорчики такие! «Я сказал, ты сказал, он сказал! Что, да как, да почему»! Да кто ты такой, чтоб я тебе отчёт давал? Ревизионная комиссия, что ли? Ну, кто ты такой? Кто? Мишка Чистов, говоришь? Ничего подобного. Индивидуал ты! Вот кто. Тут, понимаешь, люди трудятся, ребята малые стараются, надрываются, последние силы отдают, — всё более распалялся Василий Прохорович, — а этот, понимаешь, Мишка, большой парень, здоровый, способный, можно сказать, даже умный, победитель шахматного чемпионата всей школы, будущий советский художник, ходит себе, заложив ручки в брючки, и на всех поплевывает с высокого дерева! Ну прямо не пионер, а какой-то мужик-единоличник, вроде тех, которые в доколхозное время жили… Верно я говорю, Илья Степаныч?

Счетовод снова взглянул на Мишку поверх очков и, кивнув головой, ответил:

— Безусловно.

— Слышишь, что люди говорят! — продолжал Василий Прохорович. — Куда ж это годится? Компанию какую-то себе завёл отдельную, вроде частной артели. Сколько у тебя ребят осталось?

— Один, — мрачно отозвался Мишка.

— Так, может, вы ещё из колхоза выпишетесь? Выделим вам землю, и живите себе, как индивидуалы какие-нибудь, вместе с вашими сусликами. Илья Степаныч, как ты на это смотришь?

Счетовод ответил не сразу. Он сидел, низко склонившись над бумагами, и плечи его почему-то подозрительно вздрагивали. Наконец он поднял голову и спросил:

— А паспорта у них имеются?

— Паспорта? — переспросил Василий Прохорович. — Нет. Ну какие там паспорта у таких огольцов?

— Тогда нельзя. Устав не позволяет, — с серьёзным видом разъяснил счетовод.

— Ах, да!.. — хлопнул себя по лбу председатель. — Что же теперь делать? Так и будет колхоз всё время маяться с тобой? Послушай, Егорыч! Давай, знаешь, не будем ссориться. Отдай карту Андрею, и делу конец…

— Не отдам! — упрямо ответил Мишка.

— Ну что вы скажете, люди добрые! — взмолился председатель. — Он мне последние нервы попортит! Значит, не дашь? Категорически?

— Не дам, — подтвердил Мишка.

— Так!.. — вздохнул председатель. Он достал носовой платок, пригладил им свои небольшие, подстриженные щеточкой усики и неожиданно миролюбиво заговорил: — Тогда вот что. Пойди с картой к Андрею Петровичу… Да не маши рукой! Послушай сначала. И где это ты научился взрослых перебивать? Беда с тобой!.. Так вот: пойдёшь к Андрею Петровичу и от моего имени попросишь его, чтобы он твою карту проверил. Он всё же человек понимающий. Может, твоя карта совсем никуда не годится, а может, что-нибудь исправить надо. А потом сдашь её в правление. Илья Степаныч, ты карту в сейф схорони. Ну как, Михаил, согласен? Слава тебе… Договорились! — Председатель хлопнул Мишку по ладони и, показывая, что разговор закончен, потребовал у Ильи Степановича какую-то инструкцию и углубился в её изучение.

Мишка бережно свернул карту, сунул её под мышку и в раздумье вышел из правления.

У крыльца его поджидал Колька Свищёв. «Просят… Уговаривают, — раздумывал Мишка. — Поздно спохватились… Надо было раньше звать, а то… “Мы ещё подумаем, принимать ли тебя в отряд”!.. Да ещё каким-то “индивидалом” прозвали, единоличником. А за что?..» Правда, он маленько пофорсил, когда его в отряд не приняли да ещё когда свои капканы предлагал. Ну, так что? Это же он для авторитета сделал. И больше ни для чего. Скучно вот только стало, да с авторитетом плохо получается. Все ребята почему-то перешли в отряд к Андрею, один только Колька Свищёв остался. Этот-то не уйдёт, как другие, уж будьте уверены. А только что ему делать с одним Колькой? Ни в футбол не поиграть, ни в лапту. Да и тихий этот Колька, смирный, как телёнок, со всем соглашается, что ему ни скажешь, ходит за Мишкой как тень.

— Ну чего ты как смола липнешь?.. Что ты мне на пятки наступаешь! — неожиданно набросился на приятеля Мишка. — Эх ты… индивидал!..

Ошарашенный Колька остановился и, поглядев на своего вожака, вполголоса сказал:

— А может, карту-то лучше отдать? Я ведь слышал, как тебя председатель уговаривал… Зачем она тебе?

— Вот как! И ты за них! — рассердился Мишка, окинув Кольку грозным взглядом. — Можешь перемётываться… Мне изменники не нужны!

Колька виновато шмыгнул носом:

— Да нет… Я это так сказал, к слову.

И чего там интересного, у Андрея? — продолжал раздумывать Мишка. Ну, купаются ребята вместе, на прогулки ходят, песни поют. Подумаешь, невидаль! Теперь вот сусликов собираются истреблять. А что ребята в капканах понимают? Вот если бы он был с ними… Жаль только, что капканы отдал. Хотя нет… Пусть пользуются его добром… Пусть ломают себе голову, кто их прислал, а потом, когда узнают, пусть подивятся, какой Мишка щедрый и добрый… Пусть тогда попробуют назвать его единоличником! Но морочить себе голову он никому не позволит. А то институт какой-то придумали, боевое задание. Эх, воспитатели!.. Обманывают малолетних, а теперь просят… Ну нет! Не на такого напали. К Андрею Петровичу Мишка, пожалуй, зайдёт. Отчего же не зайти? Ему даже интересно послушать, как тот будет уговаривать его. А вот карту Мишка ему не отдаст. Ни за что. Пусть что хотят делают. Не отдаст — и всё!