Малый трактат о великих добродетелях, или Как пользоваться философией в повседневной жизни - [72]

Что такое добросовестность? В психологическом аспекте – факт, в моральном – добродетель. Как факт, добросовестность – это соответствие слов и поступков внутренней жизни или соответствие последней самой себе. Как добродетель, это любовь и уважение к истине. Это добродетель, объектом которой является истина.

Разумеется, добросовестность не означает уверенности в чем бы то ни было, как не означает она и самой истины (исключая обман, но не ошибку), но добросовестный человек утверждает только то, во что верит, даже если он ошибается, потому что верит в то, о чем говорит. В этом смысле добросовестность можно считать верой и верностью одновременно. Это верная вера, то есть верность тому, во что веришь, во всяком случае до тех пор, пока считаешь это правдой. Рассуждая о верности, мы уже показали, что главное в ней – верность истине, и то же самое относится к добросовестности. Проявлять добросовестность не значит всегда говорить правду, потому что каждый может ошибаться, но это значит говорить то, что сам считаешь истиной, и эта истина, хоть и основанная на ложной вере, все равно остается правдой. По-другому мы называем это искренностью, правдивостью, откровенностью и так далее – противопоставляя эти качества лживости, лицемерию, двойственности, то есть всем формам недобросовестности, как публичной, так и личной. Однако добросовестность – понятие более широкое, чем искренность, поэтому я их и разделяю. Быть искренним значит не лгать другим; быть добросовестным значит не лгать ни другим, ни себе. Одиночество Робинзона на необитаемом острове освобождало его от необходимости быть искренним (по меньшей мере, до появления Пятницы) и делала эту добродетель беспредметной. Однако добросовестность оставалась по-прежнему необходимой. Кому она была нужна? Ему самому, и этого было достаточно.

Добросовестность – это искренность одновременно и транзитивная, и рефлексивная. Она регулирует (или должна регулировать) наши взаимоотношения с другими людьми и с самими собой. Она требует, чтобы в отношениях между людьми и в отношении человека к самому себе было как можно больше правды и подлинности и, соответственно, как можно меньше трюкачества и умолчаний. Абсолютной искренности не существует, как не существует абсолютной любви или абсолютной справедливости, но это не запрещает стремиться к тому и другому, прилагать для этого усилия и иногда хоть немного к ним приближаться. Добросовестность и есть это усилие, и как таковое уже является добродетелью. Если угодно, это интеллектуальная добродетель, поскольку она обращена на истину, но в то же время она затрагивает всего человека целиком (истинно все, даже наши ошибки, ибо они суть истинные ошибки, даже наши иллюзии, ибо они суть истинные иллюзии), его душу и тело, его мудрость и его безумства. Добросовестность также является добродетелью всех людей умственного труда вообще и философов в частности. Тот, кому не хватает добросовестности, и тот, кто считает ее для себя необязательной, недостойны называться философами, чтобы не дискредитировать это имя. Мысль – не только ремесло или развлечение. Это требование, человеческое требование, и, может быть, первая добродетель человечества как вида. Отмечено, что создание языка само по себе не создает никаких истин (поскольку все истины вечны), зато оно привносит в человеческое существование кое-что новое: возможность не только хитрить и вводить в заблуждение, что свойственно и животным, но и возможность лгать. Человек говорящий есть человек лгущий. Человек – это животное, способное лгать. Вот он и лжет. И поэтому добросовестность логически возможна и нравственно необходима.

Мне скажут, что добросовестность ничего не доказывает, и я не стану с этим спорить. Разве мало на свете искренних мерзавцев? Разве мало гнусностей творится их руками? Возьмем фанатика – уж в чем в чем, а в неискренности его никак не обвинишь. Мир переполнен тартюфами – имя им легион, однако их все-таки меньше, чем савонарол, и они не так опасны (40). Добросовестный нацист остается нацистом, и какое нам дело до его искренности? Подлинный негодяй, он и есть негодяй, что нам за дело до его подлинности? Подобно верности и храбрости, добросовестность не является самодостаточной или полной добродетелью. Она не заменяет справедливости, великодушия и любви. Но попробуем представить себе недобросовестную справедливость. Или недобросовестную любовь. Или недобросовестное великодушие. Очевидно, что они перестанут быть справедливостью, любовью и великодушием, изъеденные изнутри лицемерием, ослеплением и лживостью. Ни одна добродетель не истинна без добродетели подлинности. Добродетель без добросовестности – это недобросовестность, а уж она точно не относится к добродетелям.

«Искренность, – говорит Ларошфуко, – это открытость сердца, которая показывает нам себя такими, какие мы есть; это любовь к истине, отвращение к притворству, стремление избавиться от своих недостатков и преуменьшить их хотя бы их признанием». Это отказ обманывать, скрывать, приукрашивать. Иногда этот отказ сам превращается в уловку и соблазн, но далеко не всегда, что признает и Ларошфуко, и благодаря этому любовь к истине отличается от самовлюбленности, часто вводящей человека в заблуждение, хотя иногда ему удается ее преодолеть. Речь о том, чтобы любить истину больше, чем себя. Добросовестность, как и прочие добродетели, противостоит нарциссизму, слепому эгоизму, раболепному преклонению перед самим собой. Тем самым она смыкается с великодушием, скромностью, храбростью и справедливостью. Оставаться справедливым, заключая контракты и сделки (например, обмануть покупателя, не предупредив его о скрытых дефектах в продаваемом товаре, значит проявить недобросовестность, то есть поступить по отношению к нему несправедливо); быть храбрым, думая и говоря то, что считаешь правильным; не заноситься перед истиной; проявлять великодушие к другим людям… Истина не принадлежит мне одному, это я ей принадлежу. «Я» всегда лживо, преисполнено иллюзий и зла. Добросовестность освобождается от его гнета, и именно поэтому она – благо.