Малыш 44 - [68]

— Но не следует думать, будто он не способен на насилие. Он признался в том, что убил девушку. У него был мотив, иррациональный, согласен, но все же мотив. Он хотел того, что не мог заполучить: ее соломенно-желтые волосы. Он и прежде совершал преступления, когда не мог получить то, что хотел: воровал и похищал детей. А теперь он пошел на убийство. Для него убийство Ларисы ничем не отличалось от похищения ребенка. Его моральные принципы совершенно не развиты. Это печально. Его следовало изолировать от общества много лет назад. Но пусть теперь этим занимается следователь.

Лев понял все. Расследование закончено. Этот молодой человек должен умереть.

Тот же день

Спальня была пуста. Лев упал на колени и заглянул под кровать. Чемоданчик Раисы отсутствовал. Он встал, выскочил из комнаты, сбежал вниз по лестнице и ворвался на кухню ресторана. Базаров толстыми ломтями нарезал неопрятного вида мясо.

— Где моя жена?

— Заплатите за бутылку, и я вам отвечу.

Он показал на пустую бутылку из-под дешевой водки, которую Лев прикончил рано утром, и добавил:

— Мне все равно, кто из вас ее выпил, вы или ваша жена.

— Прошу вас, скажите мне, где она?

— Заплатите за бутылку.

У Льва не было с собой денег. Он по-прежнему был в своей новой милицейской форме. Его штатская одежда осталась в раздевалке.

— Я заплачу вам позже. Столько, сколько скажете.

— Позже, конечно, позже. Позже вы заплатите мне миллион рублей.

Базаров продолжал нарезать мясо, давая понять, что на уговоры не поддастся.

Лев вновь взбежал наверх и принялся рыться в своем чемодане, вышвыривая из него вещи. За обложкой «Справочника пропагандиста» он нашел четыре двадцатипятирублевые банкноты, свою заначку на крайний случай. Он поднялся на ноги, сбежал по лестнице вниз, в ресторан, и сунул Базарову в руку одну купюру. Это было намного больше стоимости одной-единственной бутылки водки.

— Где она?

— Она ушла пару часов назад. С собой она взяла чемодан.

— Куда она направилась?

— Она ничего мне не сказала. А я ее не спрашивал.

— Как давно это было?

— Два или три часа назад…

Три часа — это значило, что она ушла не только из ресторана, а могла и уехать из города. Лев не знал и не мог знать, в какую сторону она направилась, если решила убраться отсюда.

Подобрев от неожиданно щедрой платы, Базаров по собственной воле решил поделиться с ним дополнительными сведениями.

— Вряд ли она успела на последний дневной поезд. Насколько я помню, других нет, и только сейчас должен прибыть еще один.

— В котором часу?

— В семь тридцать…

У Льва оставалось десять минут.

Стараясь не обращать внимания на усталость, он побежал. Отчаяние душило его. С трудом переводя дыхание, он вдруг понял, что совершенно не представляет, в какой стороне находится вокзал. Лев вновь побежал вперед, пытаясь на ходу сообразить, какой дорогой они ехали оттуда на машине. Форменные брюки промокли, забрызганные снежной кашей с тротуара, и дешевый материал становился вся тяжелее и тяжелее. Волдыри вновь начали кровоточить, ноги горели как в огне, и он чувствовал, как в сапогах хлюпает кровь. Каждый шаг давался ему с неимоверным трудом и болью.

Он свернул за угол и уперся в тупик — сплошной ряд деревянных домов. Он заблудился. И опоздал. Его жена уже уехала; он больше ничего не мог сделать. Согнувшись пополам, задыхаясь, Лев вдруг вспомнил эти деревянные развалюхи, запах человеческих испражнений. Он находился совсем рядом с вокзалом; в этом не было никаких сомнений. Вместо того чтобы вернуться обратно тем же путем, каким он пришел сюда, Лев побежал дальше и ворвался через задний ход в одну из халуп. Здесь прямо на полу сидели люди и ужинали. Сгрудившись вокруг дрянной печурки, они молча смотрели на него, напуганные как его внезапным появлением, так и милицейской формой. Не говоря ни слова, он перешагнул через детей и побежал дальше, выскочив на главную улицу — ту самую, по которой они ехали на машине. Вдали уже виднелся вокзал. Лев попытался бежать еще быстрее, но совершенно выбился из сил. Бурливший в крови адреналин больше не мог сопротивляться усталости. Он выложился весь, без остатка.

Он врезался в двери вокзала, распахнув их плечом. Часы показывали семь сорок пять. Он опоздал на пятнадцать минут. До него вдруг дошло, что она уехала и, скорее всего, навсегда. Лев цеплялся за призрачную надежду, что каким-то образом Раиса задержалась на перроне и не села в поезд. Он выскочил на платформу, дико озираясь по сторонам. Но ни жены, ни поезда уже не было. Лев вдруг ощутил страшную слабость. Он согнулся, упершись ладонями в колени и чувствуя, как пот струится у него по лицу. И тут боковым зрением он заметил мужчину, сидящего на скамейке. Почему он до сих пор на перроне? Может, он ждет поезда? Лев с трудом выпрямился.

Раиса стояла в самом конце платформы, почти невидимая в сумерках. Он сделал над собой колоссальное усилие, чтобы не броситься к ней со всех ног и не взять ее руки в свои. Переводя дыхание, он судорожно пытался придумать, что сейчас ей скажет. Лев представил, как он выглядит: грязный, потный, запыхавшийся. Но Раиса даже не смотрела на него — она глядела куда-то поверх его головы. Лев обернулся. Над верхушками деревьев показались клубы дыма. Опоздавший поезд подходил к станции.