Малыш 44 - [67]

Лев знал, что милиция имеет право начать расследование только после возбуждения уголовного дела, которое, в свою очередь, открывалось лишь тогда, когда имелась уверенность в его успешном завершении. Отсутствие обвиняемого считалось недопустимым, и последствия были самыми серьезными. Передача дела в суд означала одно: подозреваемый виновен. Если дело представлялось трудным и неоднозначным, его попросту не возбуждали. То, что Нестеров и его подчиненные сохраняли олимпийское спокойствие, свидетельствовало об их убежденности в том, что подозреваемый у них уже есть. Они сделали свое дело. Мозговой штурм во время следствия, представление улик, допросы и выдвижение обвинения входили в обязанность следственной бригады и прокуратуры, состоящей из следователей и юристов. Льва не просили оказать помощь: ему лишь устроили экскурсию, ожидая от него восхищения проделанной милицией работой.

Камера была маленькой и самой обычной, лишенной всяческих хитроумных изобретений, которыми так славилась Лубянка. Льва встретили голые бетонные стены и пол. Подозреваемый сидел, и руки его были скованы наручниками за спиной. Он был молод, на вид не старше шестнадцати или семнадцати лет, с мускулистой фигурой взрослого и каким-то детским лицом. Взгляд его беспрестанно перебегал с места на место, блуждая по камере без видимой цели и смысла. Похоже, он ничуть не боялся и сохранял спокойствие, очевидно не понимая, где он и что с ним происходит. На теле и лице его отсутствовали признаки физического насилия. Разумеется, существовали способы воздействия, не оставлявшие следов, но чутье подсказывало Льву, что мальчишку не били. Нестеров показал на подозреваемого.

— Это — Варлам Бабинич.

Услышав собственное имя, парень поднял голову и уставился на Нестерова с таким видом, с каким собака смотрит на хозяина. Генерал продолжал:

— Мы нашли в его вещах прядь волос Ларисы. Одно время он даже преследовал ее — болтался вокруг ее дома, зазывал погулять с ним на улице. Мать Ларисы вспомнила, что часто видела парня. По ее словам, дочь жаловалась на его назойливость. Он все старался потрогать ее волосы.

Нестеров повернулся к подозреваемому и сказал, медленно и тщательно выговаривая слова:

— Варлам, расскажи нам о том, что произошло, расскажи, как к тебе попала прядь ее волос.

— Я порезал ее. Это моя вина.

— Расскажи этому офицеру, как ты убил ее.

— Мне нравились ее волосы. Я хотел заполучить их. У меня есть желтая книга, желтая рубашка, желтая консервная банка и немножко желтых волос. Вот почему я порезал ее. Простите меня. Я не должен был этого делать. Когда я смогу забрать себе одеяло?

— Об этом мы поговорим чуть позже.

Лев перебил его:

— Что за одеяло?

— Два дня назад он похитил ребенка. Младенец был завернут в желтое одеяло. Он помешался на желтом цвете. К счастью, малыш не пострадал. Однако же у парня отсутствуют понятия правильного и неправильного. Он делает то, что ему нравится, не отдавая себе отчета в последствиях.

Нестеров подошел к подозреваемому вплотную.

— Когда я нашел волосы Ларисы в твоей книге, ты решил, что попал в большую беду. Почему? Повтори этому человеку то, что ты рассказал мне.

— Я никогда ей не нравился. Она все время прогоняла меня, но я хотел заполучить ее волосы. Очень хотел. А когда я отрезал ее волосы, она ничего не сказала.

Нестеров обернулся ко Льву, предлагая ему принять участие в допросе.

— У вас есть вопросы?

Интересно, что от него требуется? Лев ненадолго задумался, а потом спросил:

— Зачем ты напихал ей в рот земли?

Варлам ответил не сразу. Похоже, он растерялся.

— Да, у нее во рту что-то было. Теперь я вспомнил. Не бейте меня.

Нестеров сказал:

— Никто не собирается тебя бить. Отвечай на вопрос.

— Не знаю. Я все быстро забываю. Да, во рту у нее была земля.

Лев продолжал:

— Расскажи, что было дальше. После того как ты убил ее.

— Я порезал ее.

— Ты порезал ее саму или отрезал ей волосы?

— Простите меня, я порезал ее.

— Слушай меня внимательно. Ты порезал ее тело или отрезал ей волосы?

— Я нашел ее и порезал. Мне надо было сказать кому-нибудь об этом, но я испугался. Я не хотел попасть в беду.

И Варлам заплакал.

— Я попал в большую беду. Простите меня. Мне очень хотелось заполучить ее волосы.

Нестеров шагнул вперед.

— Ладно, на сегодня хватит.

Услышав эти успокаивающие слова, Варлам перестал плакать. Он тут же успокоился. Глядя на его лицо, невозможно было поверить, что этот мальчик с телом мужчины способен совершить убийство.

Лев и Нестеров вышли наружу. Нестеров закрыл за ними дверь камеры:

— У нас есть доказательства того, что он был на месте преступления. Следы на снегу полностью соответствуют отпечаткам его сапог. Вы уже поняли, что он из интерната? В общем-то, он недоразвит.

Теперь Лев вполне понимал, отчего Нестеров так храбро взялся за это убийство. У милиции уже был подозреваемый, страдающий умственной неполноценностью. Варлам не принадлежал советскому обществу, коммунизму, политике — его поведение можно было объяснить. Его поступки никак не отражались на партии, никак не влияли на истину о преступниках и преступлениях, потому что подозреваемый на самом деле не был советским человеком. Он был аномалией. Нестеров добавил: