«Маленький СССР» и его обитатели. Очерки социальной истории советского оккупационного сообщества в Германии 1945–1949 - [34]

Поздней осенью 1945 года «секретный» дискурс был стремительно выведен за делопроизводственные и кадровые рамки и дополнился страшными словами «шпионаж» и «вербовка». Маршал Жуков пришел к выводу, что утечки секретной информации происходят через свободное общение с союзниками и немцами, и попытался развернуть советское оккупационное сообщество к традиционному пониманию бдительности как важному условию сохранения государственной и военной тайны, перекрыть каналы доступа к чувствительной информации, укрепить советскую стену секретности, в которой под влиянием победной весенне-летней эйфории появились разрывы и трещины. 16 ноября 1945 года был подписан и размножен типографским способом совершенно секретный приказ Главнокомандующего Группы советских оккупационных войск в Германии № 0016 «О повышении бдительности офицерского состава»293. Действие этого приказа распространялось и на СВАГ.

Непосредственным поводом послужил неприятный эпизод вербовки иностранной военной разведкой советского офицера М. Едва ли не главной предпосылкой потери бдительности и предательств маршал Жуков назвал (вернее показал на примере) сохранявшуюся эйфорию от условной встречи на Эльбе и сложившийся к тому времени в советской зоне оккупации относительно свободный образ жизни «советских оккупантов». Он довольно подробно описал в приказе обстоятельства скандального происшествия: «Состоящий в резерве офицер М. в течение трех месяцев никакой работы по службе не выполнял и от безделья вместе с другими офицерами начал посещать рестораны и увеселительные места в городе Берлине, в результате познакомился с иностранными офицерами и в течение месяца вместе с ними выпивал и общался с немками. При этом иностранные офицеры неоднократно оказывали ему мелкие услуги, после чего и от него потребовали собрать «кой-какие сведения». Офицер М. согласился, но «вовремя был арестован». Так маршал предостерег своих офицеров, а также призвал к бдительности тех, кто за этими офицерами должен был присматривать. Заметим попутно, что фабула предательства капитана Воробейцева, отрицательного персонажа уже упоминавшегося романа Э. Казакевича, очень похожа на историю падения офицера М. из приказа Жукова. Казакевич, вероятно, был знаком с этим документом или стал очевидцем какой-то похожей истории.

В ноябре – декабре 1945 года политработники провели со сваговцами беседы и занятия на тему «Быть особенно бдительным»294. Некоторые документы передают атмосферу проходивших в то время собраний и обсуждений. В комендатуре города Мюльхаузен, как заверял руководство начальник политотдела УСВА федеральной земли Тюрингия, «офицеры сами развернули критику недобросовестной работы отдельных военнослужащих»: офицеры Х. и Ф. (откомандированные из комендатуры), «потеряв офицерский облик и всякую бдительность, якшались с немками, пьянствовали вместе с ними <…> и являлись, по существу находкой для шпионов». Но эти филиппики были адресованы тем, кто уже был наказан и на собрании не присутствовал. Действующих сослуживцев в разгромной самокритике постарались не упоминать. Зато прозвучал пример ужасного грехопадения офицера К. Он имел несчастье подарить фотокарточку немцу295.

Так робко и неуверенно оживал (и пытался прижиться) в советском оккупационном сообществе плакатный советский жупел. Железный занавес еще не опустился, а обыденный политический язык уже готовился к этому событию. В 1946 году дискурс секретности попытались наполнить политическими смыслами и вернуть к советскому довоенному эталону, а значит – обеспечить благонадежность не только всех сотрудников вплоть до низших должностей, но и тех, кто мог просто краем уха услышать или краем глаза увидеть служебные секреты. Так в охраняемое пространство попали жены, сожительницы, прислуга, знакомые немцы, случайные попутчики и даже оставшиеся в СССР друзья и родственники, с которыми сваговцы поддерживали личную переписку. Не обошли вниманием и немцев, работавших в учреждениях СВАГ. Всех бывших членов фашистских организаций, а были и такие, приказали из органов СВАГ немедленно уволить, информацию о принятых и принимаемых на работу немцах передать «куда следует» – по принадлежности. Было запрещено брать на работу немцев, проживавших вне советской зоны, за немногими персональными исключениями. Заодно был объявлен запрет на допуск немцев в военные городки и частные квартиры сотрудников – «без соответствующей проверки и регистрации»296.

Руководителям СВАГ и УСВА постоянно приходилось реагировать на коллизии, которым, казалось бы, уже было предписано разрешиться. Весной 1946 года были, например, зафиксированы нарушения режима секретности во время служебных телефонных разговоров. Вышло строгое приказание, в котором подобные случаи были названы «ненормальными явлениями». Сотрудников упрекнули в том, что они забывают, где находятся, – в оккупированной Германии имеется «полная возможность подслушивания всех телефонных переговоров и наша военная и государственная тайна может быть разглашена». Обсуждать по телефону секретные вопросы категорически запретили