Маленький Глинка - [2]
Она уходила с мыслью о том, что все в доме вышли из-под её власти, кроме мужа, безответного старика, довольствовавшегося только длинным чубуком да игрой в штосс с сыном во время досуга. Через полтора года после рождения Миши он тихо скончался, заснув с вечера и не проснувшись поутру.
На следующий год после появления на свет Миши у Фёклы Александровны родилась внучка Поленька. Бабушка не волновалась и не радовалась.
— Эту ты можешь оставить и у себя, — сказала старуха невестке, — походи за нею, как я за Мишей.
Миша стал ходить; стёганые одеяльца сменились стёгаными пуховыми шубками.
— Нынче ночью ветер так и гудел в трубе, — говорила бабушка. — Наденьте Михаилу Ивановичу шубку на пуху, ту, что потолще, или лучше — кунью.
И на Мишу надевают тёплую шубку, и в ней он ходит по комнате, хотя ему невыносимо жарко от натопленной печки.
Смотрит Миша в окно и мечтательно спрашивает:
— Няня, что такое снег?
Он снега не знает; его водят гулять только в самые жаркие дни летом.
— Снег — бяшка, — отвечает няня Карповна, — как тронешь его, так и простудишься, зачихаешь, захре-плешь...
А сама с ужасом шепчет:
— Ахти мне, бедной! Ты почто это, светик, к окошечку грудкой припал? Ишь, и ручки застыли!
И уводит она Мишу от окна.
Приходит бабушка и уже волнуется:
— Что это, Карповна, с Михаилом Ивановичем? Кушает мало... Чего хочешь, деточка?
— Не знаю... — тянет Миша.
— Сливочек не хочешь ли с сахарком, густых, от Бурёшки? Крендельков сдобных, булочек слоёных? Пирожков с вареньем? Живо всё тащи, Авдотья!
Ребёнок кушает-кушает, а потом снова погружается в обычную ленивую дремоту: слушает, как трещит сверчок за печкой, как где-то внизу смеётся его поднянька, весёлая Дуня, слушает, как где-то неподалёку лепечет сестрёнка Поленька, и ловит во всём мелодию: и в лепете Поленьки, и в смехе Дуни, и в стрекотанье сверчка.
Порою он вяло спросит:
— Бабушка, почему не принесёшь ко мне поиграть сестричку?
Карповна угодливо забегает вперёд:
— И, голубчик наш! Нешто вам с нами плохо? Дуня, беги, скажи сказку!
Дуня бежит на зов. Она хорошо запомнила, как ей раз досталось, когда она принесла снизу маленькую Поленьку к Мише; как тогда сердилась, кричала и топала ногами старая барыня. Верно, ей не хотелось, чтобы Миша кого-нибудь любил, кроме неё.
Дуня садится на пол, у ног Миши, и начинает одну из сказок, сказывать которые она была такая мастерица:
«Жил мужик да жила баба, пришла ей умереть пора — унесла смерть бабу со двора. Остался мужик сиротой, хозяин небольшой... остались пустые закрома, а вместо сундуков — пустая сума...»
И засыпает Миша под сказку.
Тяжело спится в жарко натопленной комнате, в пуховых перинах да ещё с полным желудком. Проснётся мальчик, заскрипит его кроватка, а с широкой кровати бабушки уже поднимается её голова в белом чепце:
— Карповна! Дунька! Спите, негодные! Как смеете вы спать, когда дитя не спит? Что ты, Мишенька? Уж не болен ли, спаси господи?
— Не знаю, бабушка...
— Видно, проголодался, голубчик... Неси, Карповна, скорее чай.
И в полутьме комнаты, озарённой лампадой, хлопочут, мечутся сонные фигуры нянек; из маленькой печурки вытаскивается чайник, ещё сохранивший тепло,
наливается из него чай в большую золочёную чашку с медальоном, накладывается туда много сахару, подливается много сливок, и всё это несётся в кроватку к Мише. Карповна поит его чаем, а Дуня угощает опять разными сдобными печеньями. Миша послушно ест вкусные сдобные булочки.
И всё-таки ему не спится, теперь тем более. Бабушка в отчаянии.
— Сглазил кто-нибудь, — шепчет ей на ухо Карповна. — Завтра спрыснуть бы с уголька.
— Ступай, Дунька, — говорит бабушка, — спой Михаилу Ивановичу песенку: авось убаюкаешь...
И как в былое старое время, когда он был ещё маленьким и его качали в колыбели, Дуня поёт ему, подавляя зевоту:
А я котику-коту За работу заплачу,
Шубку новую куплю И сапожки подарю...
— Меховые? — шепчет Миша, которому бабушка велит носить меховые сапожки.
— Меховые, барчук.
У кота-воркота Была мачеха лиха...
— Слава те Христос, спит! — шепчет старая барыня.
А Дуня, качаясь, с закрытыми глазами, сонным голосом продолжает:
Она била кота,
Приговаривала...
— Ступай спать, дура! — трясёт её за плечо Карповна.
II
Так и растёт пареная репка — Миша: среди сказок няни Авдотьи да среди сладких булочек няни Карповны и скучных разговоров взрослых, растёт мечтательный, неподвижный, болезненный, между женщинами, боясь до смерти мужчин, из которых знает одного отца, а дедушку совсем не помнит.
Впрочем, знал Миша ещё священника Новоспасской церкви, отца Иоанна, добродушного старичка, приходившего частенько к бабушке побеседовать на душеспасительные темы.
Когда приходил отец Иоанн, у всех женщин наверху делались умилённые лица; бабушка угощала его разными вкусными вещами: грибочками солёными и маринованными, икоркой, пряничками, смоквами, а так как он часто навещал бабушку во время болезни, угощение ставили на стол в её спальне.
Бывало, лежит бабушка на своей широкой постели, а отец Иоанн толкует ей про житьё святых да про свои путешествия ко святым местам.
— Глядите, батюшка, как младенец вас слушает... — умиляется бабушка.
