Маленький человек на большом пути - [52]

— Нет, он стрелял прямо в нас!..

Снова отворилась дверь, мы едва успели отскочить. На сей раз вызвали Сипола. Опять встали возле двери. Зная, что мы слушаем, Сипол говорил громко, хотя и не совсем гладко: экал, заикался, по нескольку раз повторял одни и те же слова. Однако и он не позволил сбить себя с толку разными коварными вопросами, изложил все точно, как было.

Следующий был брат. Я остался в комнате один. Снова навалился страх. Я даже не слушал, что происходило в зале.

Вот и меня позвали к мировому. Я крепко сжал кулаки, так, что ногти впились в ладонь, и пошел Какой-то незнакомый господин — позже я узнал, чтo это адвокат лесничего, — спросил меня на неправильном латышском языке:

— Утка был, когда ты внутри камыш сидел с удочками и лесничий подходил с ружьем?

Я вопроса не понял и потому растерялся.

— Утка был, да? — напирал он.

— Нет, уток я не видел ни одной. Да и не было их там в то утро, — ответил я наконец.

— Ты иметь право ловить рыба? — опять спросил незнакомый господин.

— Не знаю.

— Кому озеро принадлежать?

Снова я растерялся. Но тут же вспомнил слова дедушки Августа:

— Тем, кто все время возле него жил и сейчас живет. Поднялся шум. Я покосился на друзей — они сияли. Урядник встал, повернулся к залу, топнул ногой. Шум постепенно утих.

Адвокат опять принялся за меня:

— Но это озеро — озеро барон. Ты, сорванец, не знаешь? Я промолчал.

Теперь настала очередь судьи. Он что-то сказал, и переводчик повторил его слова по-латышски.

— Господин лесничий стрелял в вас или в воздух?

— Да какое там в воздух! Пруссак стрелял прямо в нас! В зале опять зашумели, засмеялись. Судья зазвонил в колокольчик и, сердито сведя брови, что-то сказал переводчику. Тот тоже насупил брови, точь-в-точь как судья, и строго спросил меня:

— Почему ругаешься?

— Я не ругаюсь, — удивленно ответил я.

— А кто назвал только что господина лесничего пруссаком?

— Да ведь его все так зовут!

В зале уже не смеялись — хохотали, а я никак не мог понять почему.

Больше ни о чем меня спрашивать не стали. Судья махнул рукой: садись! Потом взял лист бумаги, задумался на короткое время, что-то быстро написал и отдал переводчику.

Все встали, переводчик зачитал приговор:

— Так как дети без разрешения рыбачили в озере, принадлежащем господину барону, и у лесничего было полное право их оттуда прогнать, суд находит, что в происшедшем повинны сами дети. Что же касается выстрела, то, во-первых, все обстоятельства дела подтверждают слова лесничего, что стрелял он вовсе не в детей, а в уток, которые в это время дня обычно летают над камышом. Во-вторых, он не знал, что в камышах прячутся дети. В-третьих, как показывают свидетели, лесничий несколько раз предлагал на случай, если кто-нибудь все-таки окажется в камышах, выйти оттуда на берег, однако никто не только не вышел, но даже не отозвался. Таким образом, суд постановляет: господина лесничего оправдать и все обвинения с него снять…

В зале раздался громкий свист, и урядник тотчас же бросился в толпу. Его не пропускали, он расталкивал людей, поднялся переполох.

Воспользовавшись этим, мы первыми выскочили на улицу и на всякий случай припустили к лесу.

Кто знает, зачем урядник кинулся в зал и кого он хотел схватить?

ССЫЛКА

Мальчишки из баронского имения и их местечковые подпевалы чувствовали себя победителями. Как же: их горячо любимый, славный, милый лесничий оправдан судьей целиком и полностью. Они теперь совсем осмелели. Однажды в воскресенье, улучив момент, когда мы играли на Храмовой горке, собрались все вместе и неожиданно навалились на нас.

Они крепко просчитались. К нам на помощь поспешили ребята из окрестных хуторов, приехавшие с отцами и матерями на службу в церкви, и мы сообща задали обидчикам хорошую трепку. Не помогли им ни деревянные сабли и ружья, ни рогатки, из которых они били камнями и дробинками, ни даже настоящая военная труба: ее раздобыл для своего войска сын управляющего баронским имением. Враг позорно бежал с поля битвы, растеряв все свое боевое снаряжение.

Если бы мы знали, какими неприятностями обернется для нас эта славная победа на Храмовой горке!

Через несколько дней к нам примчался встревоженный Август:

— Управляющий имением нажаловался моему отцу, сказал, что мы хулиганим, деремся. Его сына избили до полусмерти. Вот врет, а?

Эта новость не предвещала ничего доброго. Вечером, вернувшись с работы, нас позвал к себе хмурый отец.

— Так не пойдет, ребята! Мы с матерью работаем до ночи, а вы носитесь по местечку, словно стадо жеребцов, стреляете дробью в глаза господским детям. Ишь, вообразили себя борцами за правду!.. Но теперь все, хватит! Завтра выхлопочу вам какую-нибудь работенку. А сейчас марш спать!

Мы потихоньку юркнули в кровать, притаились, как мыши. Несправедливость, несправедливость, кругом одна сплошная несправедливость! Не мы ведь первыми напали, а они на нас! Не мы стреляли дробью из рогаток, а они!

— Худо! Ох и худо! — вздыхал брат.

— Может, отец позабудет?

Но отец не забыл. Да и не мог он забыть: жалобы на нас сыпались со всех сторон. Долговязый сын аптекаря наговорил своим родителям всяких страхов. Оказывается, мы набросились на него, когда он гулял по берегу озера, связали, били, даже пытали.