Маленький человек - [40]

Местные за бутылку водки рассказывали туристам, как ночами директор выходит из шахты и, хватая за руки, тащит к себе. Туристы записывали в блокноты, как однажды он утянул молодого парня, вцепившись ему в ногу. Правда сморщенные старухи, ругаясь, кричали, что парень был пьян в стельку и сам свалился в шахту, но им не верили, суеверно косясь на страшное место.

После закрытия шахты посёлок опустел, но уехали не все: одни хотели умереть там, где прожили жизнь, другим некуда было бежать. Оставалось спиваться, соревнуясь, кто дольше проживёт.

— Я к тебе на похороны не приду! — кричал один старик в окно, грозя соседу кулаком.

— И я к тебе не приду! — отвечал ему тот.

А умерли в один день, отравившись техническим спиртом, добытым у проезжавших мимо военных, так что обещание сдержали оба.

Магазины закрылись, раз в неделю Антонов присылал сюда автобус с просроченными продуктами, которые сначала покупали, потом выменивали на вещи. А когда и вещи закончились, автобус больше не приезжал, оставив жителей один на один с тайгой.

Последней жительницей посёлка стала жена директора, которая каждый день приходила к шахте, и, не решаясь приблизиться, сидела на холодном, поросшем мхом камне, перебирая чётки из черешневых косточек. Поначалу она мысленно разговаривала с мужем, ругая за то, что так рано оставил её одну, затем уже бубнила под нос, и, подойдя ближе, можно было разобрать крепкие словечки, которые проскакивали в её бормотании. Женщина, плача, молилась за самоубийцу, с которым надеялась жить и после смерти, но однажды муж приснился ей в виде чёрта, и она, трижды прочитав «Отче наш», пешком ушла в город, волоча по земле набитый чемодан и озираясь назад, будто боялась, что муж побежит за ней, словно пальцем, грозя кончиком хвоста. В церкви её, плачущую у образов, подобрала жена Антонова, пристроившая к себе прислугой, а посёлок погрузился в мертвенное безмолвие, которое нарушил Лютый, разрезав тишину на куски своим криком:

— Есть кто-нибудь?!

— Кто-нибудь. — ответило эхо, утонувшее в затопленной шахте.

Лютый обошёл все дома, и ему, за время скитаний многое повидавшему, стало вдруг не по себе. Савелию казалось, что посёлок только выглядит безлюдным, что его жители, и умершие, и уехавшие, сидят в своих квартирах, смотрят из окон, как Лютый бродит по улице, и зло скалятся, когда он перебирает их вещи. Савелий представил, что и все люди никуда не исчезают после смерти — они остаются жить там, где жили, так что любая квартира рано или поздно превращается в коммунальную, набиваясь, как копилка мелочью, живыми и мёртвыми жильцами.

Голод, сжимавший желудок в кулак, рождал в голове безумные картины: у Лютого плыло перед глазами, а за каждым поворотом мерещились люди. Пытаясь избавиться от навязчивого бреда, он поторопился уйти из посёлка, оглядываясь назад, будто боялся, что невидимые жители грозят ему вслед пальцем, хихикая по углам, словно черти.

«Никто никому не нужен», — бормотал Каримов, листая телефонную книжку и размышляя, зачем нужен дорогой телефон последней марки, если некому звонить. За каждой фамилией, вписанной аккуратным, ровным почерком, он давно видел не лица, а банковские счета, вычеркивая тех, у кого они обнулялись.

Его замысел был прост: скупив акции, отнять у Трубки фабрику, превратив место ссылки в свою собственность, и, разрубив узел, расстаться с Трубкой навсегда. Он нашёл инвестора, который, пролистав бумаги, причмокнул от удовольствия, и мужчины ударили по рукам. Каримов сам обзванивал акционеров, начиная разговор с ничего не значащих фраз, и собеседник чувствовал, как вкрадчивый голос Каримова, словно зонд, лезет в его горло, осматривая изнутри. Удостоверившись, что человек согласится на его условия и раньше времени не раскроет афёру перед остальными, Каримов назначал цену.

«Никто никому не нужен», — потирал он руки, заключив очередной договор.

Один из приятелей отца слыл счастливым семьянином, он проводил выходные с женой и детьми, а раз в неделю навещал молодую любовницу, обвивавшую его, словно плющ. Он был не дурак выпить, любил шумные застолья, на которых собирались друзья и друзья друзей, так что виски ломило от шумного смеха. Однажды, проезжая мимо кладбища, где кресты клонились друг другу, словно приятели, он представил, как на его похоронах соберутся близкие, вдова будет рыдать, обнимая детей, а любовница, пряча лицо под широкополой чёрной шляпой, воровато подкрадётся к гробу и поцелует в холодные губы. Почувствовав, как на глазах выступили слёзы, мужчина смутился, отвернувшись, чтобы не заметил шофёр, и тут ему пришла мысль разыграть свою смерть, чтобы исполнить детскую мечту — увидеть, как оплакивают его родные. Домой в этот день он не вернулся, спрятавшись в загородной гостинице, а подручные привезли его жене вместе с соболезнованиями обгоревшие обломки машины.

На взятом в аренду авто, нацепив тёмные очки, скрывавшие пол-лица, он колесил от офиса к дому, от ресторана, где готовились поминки, к моргу, наблюдая за родными. Жена целый день ходила по магазинам, выбирая вдовий наряд, и, разглядывая себя в зеркале, находила, что чёрный цвет ей к лицу. Дети, не изменяя привычкам, встречались с друзьями, и вечерами их отец, которого они считали умершим, глядел в окно кафе, как они, мешая мартини с виски, обсуждают футбольный матч. На похоронах было скучно, словно на спектакле, который смотришь в десятый раз, зная наизусть каждую реплику. Поглядывая на часы, друзья и подельники говорили короткие речи, уныло глядя на закрытый гроб, жена не плакала, дети, переминаясь с ноги на ногу, теребили пышные букеты, а любовница не пришла. Когда гроб опустили в могилу, собравшиеся с облегчением вздохнули, так что у мужчины, прятавшегося за деревьями, обожгло в груди. И когда после поминок жена вернулась домой, разгорячённая от вина, то нашла мужа, которого днём похоронила, повесившимся в ванной.