Маленькие повести о великих писателях - [24]
Как-то постепенно и другие обитатели Двора втягивались в сражение. Припоминали друг другу давние обиды и, разбившись по парам-тройкам, устраивали настоящее побоище.
Ванечка, стоя в своей корзинке, как на трибуне, поначалу пытался примирить враждующих, на всех известных ему языках пернатых-лохматых. Потом сам увлекался и руководил сражением, как истинный главнокомандующий!!! Отцовская жилка сказывалась.
Шум, гам, клубы пыли, летящие по всем направлениям перья и даже клочья шерсти. Лай, кудахтанье, блеяние… Словом, полный раздрай и беспорядок. Такую картину обычно заставала маменька Мария Алексеевна, вернувшаяся с соседками во Двор с улицы.
И в центре этого безобразия, ее Ванечка. Громко выражающийся по-собачьи, по-кошачьи, по-свинячьи. Само собой, по-птичьи тоже.
На «человеческий» язык Ванечка перешел внезапно. Очевидно устав от причитаний и воздыханий маменьки, он вдруг выдал, довольно, длительную тираду. Смысл, которой заключался в следующем: Мол, прежде никаких таких особых оснований говорить не было. И вообще. Мол, молчание — золото.
Маменька Мария Алексеевна опять плакала. На сей раз от радости.
В три с половиной года Ванечка призвал родителей к ответу.
— Где я был, когда меня не было? — поинтересовался он.
Андрей Прохорович и Мария Алексеевна растерянно переглянулись. Но у мальчика уже был не тот характер, чтоб отступать.
— Детей кто приносит? Лебеди или журавли? — продолжал он.
— Видишь ли, сын! По Уставу детей приносят аисты, — откашлявшись, неуверенно начал отец. При этом почему-то вспотел.
— Откуда? — мрачно продолжал допрос Ванечка. — Где они их берут? В лавке, что ли? — съязвил он.
— Господь с тобой, Ванечка! — всплеснула руками мать. — В какой-такой лавке! Откуда такие басурманские мысли!
— Думается мне… — подозрительно продолжил Ванечка, (это выражение, «думается мне», он пронесет через всю жизнь)… вы что-то от меня скрываете.
Папенька Андрей Прохорович как-то некстати закашлялся. И вообще вышел из комнаты. А маменька Мария Алексеевна покраснела, как красна девица. Хотя, справедливости ради, стоить заметить, она таковой и являлась. Ей еще не было и семнадцати.
С четырех лет Ванечка начала катастрофически поправляться. Рос прямо на глазах. В основном, вширь. И за каких-то полгода вырос в толстяка-великана. Маменька опять плакала. Отец опять журился и молчал. Потом вообще уехал в командировку, усмирять «пугачевцев».
Вызванный для консультации Лекарь опять не нашел ничего замечательного. Авторитетно заявил, что сам в далеком детстве был еще толще. Дескать, потом резко похудел. После первой влюбленности, добавил он. И подмигнул маменьке Марии Алексеевне.
Маменька по привычке покраснела. Лекарь опять посоветовал ставить пиявок. И ушел со Двора. Теперь уже навсегда.
— Ваня-а! Ванечка-а! Иди-ка сюда, негодник!
Пожилой, полный человек, известный литератор Иван Андреевич вздрагивает, останавливается. Медленно поворачивается и послушно семенит в направлении женщины, стоящей на крыльце дома, с грозным видом уперши руки в боки.
И только когда его, давно взрослого человека, перегоняет какой-то вихрастый мальчишка и подбегает к женщине на крыльце, Крылов останавливается, как вкопанный, и наблюдает. Женщина что-то строго вычитывает вихрастому мальчишке.
Так почти до самой старости он будет вздрагивать, и оборачиваться на каждый окрик: «Ваня-а! Иди-ка сюда-а!».
Детство дедушки Крылова никогда не кончится.
Переезд в Тверь мало что изменил в судьбе Ванечки. И в отношении окружающих к нему. Почти тот же дом на окраине города. Почти тот же Двор с трех сторон окруженный сараями. Те же пернатые-лохматые. И те же соседи-соседки с их постоянными насмешками над его незаурядной полнотой и неуклюжестью.
В Твери Ванечка скрывал свою способность понимать язык всяческого зверья. И говорить на нем. Береженого Бог бережет. Он пытался быть, как все. Но мальчишки этого Двора, поголовно, иначе как — «Тюфяк! Увалень!», его не называли. Хотя, однажды…
Сразу за сараями начинался некошеный луг. И тянулся тот луг вплоть до лесной опушки. До зарослей кустарника. Вот на том лугу и устраивали местные мальчишки беготню на скорость. Побеждал тот, кто быстрее других добегал до кустов.
Если честно, побеждали всегда только двое. Братья близнецы Петя и Павлуша, Они абсолютно одновременно пересекали невидимую линию у кустов, оставляя ораву мальчишек далеко позади.
Толстый Ванечка тоже участвовал в забегах. Чтоб не выделяться.
Но где ему, бедному. Всегда приплетался последним.
Однажды братья близнецы, глядя на несчастного Ванечку, о чем-то пошептались и, решительно подойдя к нему, ухватили за руки.
— Гляди, нe спотыкайся! — в унисон грозно сказали братья.
И великий забег начался!
Подобно молнии, стремительно летела удалая тройка мальчишек по некошеному лугу. Эх, тройка! Кто тебя выдумал? Только гулко стучали голые пятки. Только ветер свистел в ушах… Да в испуге разлетались из под ног во все стороны кузнечики…
… Остальная ватага мальчишек далеко позади… Уже у самого леса, у полосы кустов, двое близнецов просто вытолкнули вперед полноватого мальчугана! И он первым пересек заветную, невидимую черт! Он первый! Впервые в жизни!..
«Сюжет — как сама жизнь, — продолжил Валера, — Мужчина, взрослый мужчина нашего с тобой возраста, неожиданно влюбляется в девчонку. Совсем ребенка. Лет пятнадцать шестнадцать.— Было. Сто раз. „Лолиту“ Набокова читал? — отрезал Игорь.— Как ты думаешь, читал я или нет „Лолиту“? — начал тихо злиться Шагин»…Этот диалог лучше всего характеризует тему повести, герой которой на собственной шкуре испытывает изнуряющую лихоманку любви.
Вольный, современный перефраз всем известной с детства сказки, виртуозно исполненный по заказу широко известного кинорежиссёра детских музыкальных лент Леонида Нечаева («Приключения Буратино», «Про Красную Шапочку», «Дюймовочка»), к большому сожалению, своему и общему, фильм по этому сценарию пока ещё не снявшего.
Автор определяет свою повесть как ироническую, и это действительно так. Однако, как и в жизни, смешное и горькое в ней замешаны в единое целое, и в этом крутом замесе — судьба двух повенчанных роком подруг, эстрадной певицы и её костюмерши. Кто из них для кого? Кто главнее? Счастливее?..
Оригинально, непринуждённо и доходчиво автор повествует о великих русских художниках, произведения которых навсегда вошли в историю и сокровищницу мирового искусства.
Если Вы ещё не прочитали повесть «Рыжая из шоу бизнеса», то есть смысл начать с неё. Она — первая в увлекательной трилогии об эстрадной певице Мальвине и её старшей подруге Наталье. Спаянные судьбой они не могут существовать друг без друга, но жизнь от этого не становится легче.История полюбившихся героинь продолжается в повести «Пингвин влюблённый».
«Когда любовь нечаянно нагрянет, то от неё хорошего не жди»… Известный писатель, прожжённый людовед, влюбился. И, думаете, в кого? В эстрадную певицу Мальвину, знакомую вам по повестям «Рыжая из шоу бизнеса» и «Бегущая под дождём». Что же из этой сумасшедшей любви выйдет?
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».