Маленькие дети - [101]

Но тем не менее просить прощения у Ронолды Харрис — это одно, а у Ронни Макгорви — совсем другое. Ронолда была ни в чем не повинной женщиной, которой он принес безысходное горе. А Ронни — это Ронни, мерзкий извращенец, втянувший мать в свои гнусные проблемы, не имеющие к ней никакого отношения. Если бы не он, у Ларри не было бы причин стоять с мегафоном перед домом несчастной старухи.

«Это ты убил свою мать, ты, а не я!» — хотелось крикнуть ему.

Но Ларри знал, что этот путь ведет в тупик, и твердо решил, что не позволит себе перекладывать вину и заниматься самооправданием. Пусть Ронни сам разбирается со своей совестью, если она у него имеется, а Ларри готов отвечать за ту роль, которую он, несомненно, сыграл в смерти миссис Макгорви.

Он нажал на звонок и внутренне подобрался, готовясь к моменту, когда Ронни откроет дверь. Ларри не собирался жать ему руку и произносить прочувствованные речи. Он собирался только посмотреть извращенцу в глаза и сказать: «Я сожалею о твоей потере». Вот и все, и ни слова больше. А потом развернуться и поехать домой.

Ларри позвонил еще раз, но никто так и не открыл, хотя в окнах на первом этаже горел свет. Будь это любой другой дом, он отправился бы восвояси. Но решение прийти сюда стоило Ларри слишком дорого, и ему даже страшно было думать, что завтра придется пережить все эти мучения еще раз. Он дернул за ручку, и дверь приоткрылась достаточно, чтобы он смог просунуть голову внутрь.

— Ронни! Это Ларри Мун. Я пришел не для того, чтобы ссориться.

Может, он спит? Ларри помнил, какую безумную усталость сам чувствовал после смерти отца. Придя с похорон, он повалился на кровать и проспал почти двадцать часов.

— Эй, Ронни?

Ларри зашел в прихожую и осторожно заглянул в гостиную. Там работал телевизор с выключенным звуком. Кто-то оставил на журнальном столике грязную тарелку — недоеденная куриная нога с горошком.

— Ронни? — еще раз крикнул он, подойдя к лестнице.

Ларри уже собрался заглянуть в спальни на втором этаже, но передумал. Его вдруг охватило дурное предчувствие — одно из тех, к которым опытные копы привыкли относиться серьезно. Если в этом доме случилось что-то плохое, Ларри не хотел бы быть первым, обнаружившим это.

По дороге к выходу он заглянул на кухню. Вопреки ожиданиям Ларри, она оказалась чистенькой и очень похожей на кухню его матери, до того как та ее отремонтировала. Старая газовая плита. Фотографии внуков на холодильнике. Все в полном порядке, если не считать открытой литровой бутылки колы на столе и пепельницы, полной докуренных до фильтра сигарет.

И записка под пепельницей — смятый листочек бумаги с оборванным краем, видимо вырванный из блокнота. Две фразы, написанные разными людьми, как будто разговаривающими друг с другом. Первая — мольба, накарябанная голубыми чернилами чьей-то дрожащей рукой:

«Пожалуйста, пожалуйста, будь хорошим мальчиком».

Вторая — слова, выведенные крупными печатными буквами, словно их писал ребенок:

«ПРОСТИ, МАМА, Я, НАВЕРНОЕ, НЕ СМОГУ».

* * *

Сара толкала тоскливо скрипящие качели и силой заставляла себя не смотреть на часы каждые полминуты. Ей было известно, что стрелки уже подходят к половине десятого, а насколько близко, она не желала знать.

Пожалуйста, мысленно попросила она, оглядываясь через плечо на футбольное поле на случай, если Тодд появится оттуда, а не со стороны стоянки, пожалуйста, ну приходи уже, наконец!

Сначала ей казалось, что это очень романтичная идея — встретиться в том самом месте, где все когда-то началось, где произошел тот первый спонтанный поцелуй, так изменивший обе их жизни, но сейчас романтикой здесь и не пахло.

Она никогда раньше не бывала на площадке вечером и поэтому даже не представляла себе, какой жуткой и пустынной та становится в темноте. Одной стороной участок примыкал к темному зданию школы, с другой его закрывали густые заросли деревьев, а от соседних улиц отделяли безлюдная сейчас стоянка и огромное поле для соккера. Стоянка освещалась двумя фонарями, но их блекло-серый свет почти не доставал до качелей.

— Спать хочу, — пожаловалась Люси. — Пошли домой?

— Через минуту, — пообещала Сара. — Как только придет Тодд.

Он придет, упрямо повторила она про себя, он должен прийти. Может, Кэти сегодня задержалась на работе. Может, она с матерью ушла в магазин.

А может, он просто струсил.

Сара знала, что Тодда очень беспокоит вопрос о том, как он будет обеспечивать свою новую семью, если они решатся ее создать. Когда он придет, она объяснит ему, что беспокоиться не о чем. Она уже нашла отличное решение.

— Я собираюсь стать юристом, — поведала она дочери. — Что ты об этом думаешь? — Люси ничего не ответила, но Сара все равно продолжила: — Я могу закончить юридический факультет. Я раньше думала, что это тяжело и очень скучно, но сейчас я так не думаю. Просто надо иметь хорошо организованный ум, и я думаю, он у меня есть.

Эта идея пришла к ней во время выходных, когда, сидя в постели, она перелистывала «Гражданский иск» Джонатана Харра. За две последние недели Сара перечитала кучу книг о юристах и юриспруденции — «Бумажная погоня», «Бремя доказательств», «Братство» — в надежде найти убедительные аргументы и уговорить Тодда сделать еще одну, последнюю попытку с квалификационным экзаменом хотя бы для того, чтобы все годы учебы не пропали зря, как пропал ее аспирантский стаж. А потом она вдруг подумала: «А почему не я? Почему бы мне самой не стать юристом?» И тогда Тодд сможет сидеть дома, отвозить детей в школу и забирать их оттуда, водить на уроки музыки и тренировки, стряпать и вообще заниматься хозяйством, если ему так больше нравится. А она станет работать в общественной юридической фирме, специализирующейся, например, на вопросах экологии или защите от сексуальных домогательств, и будет помогать простым людям отстаивать свои интересы в борьбе с огромными хищными корпорациями. Сара с удовольствием представила себе, как она в прекрасном синем костюме произносит, стоя перед скамьей присяжных, продуманную речь и в элегантном заключительном слове призывает своих сограждан не позволять большим деньгам попирать элементарную справедливость и великий американский принцип правосудия, равного для всех.