Маленькая повесть о двоих - [19]

«— Сегодня и кончим, товарищ лейтенант,◦— заверил появившийся Дымба.

—◦Правильно, Дымба!◦— обрадовался Медведкин, обнял его за плечи, и они пошли рядом с оружием в руках.◦— Гитлеру — капут, Франко — крышка! Берлин возьмем — Мадрид даешь! Э, Спиридон, а где наш самолет?

—◦Сегодня точно кончим, товарищ лейтенант!◦— отозвался Дымба.◦— А, товарищ лейтенант?◦— повторил Дымба и, наверное, несколько раз.

Медведкин очнулся, оттолкнулся от земли, посмотрел на Дымбу, как тому показалось, задумчиво. В действительности, со сна не вполне понимая, о чем его спрашивают.

—◦Что?

—◦Ну кончим сегодня.

—◦Тревоги не было? Меня искали?

—◦Тишина. И что вы: прошло-то — недолга минута.

—◦Тревоги не те,◦— сказал солдат.◦— Наступаем — то-то! А раньше: бежишь туда, сюда! Горит, бомбы сыпятся. Все орут. На тебя орут. Продсклад — начисто! Как жить?

—◦Пойду,◦— встал Медведкин.◦— Я в клубе буду.

—◦Товарищ лейтенант, фуражку поправьте немного, пожалуйста.

—◦Курносый. Мальчишка,◦— вслед тихо сказал солдат.◦— Не строит из себя?

—◦Не строит,◦— сурово ответил Дымба и оборвал его следующий вопрос: — Подай. Вон лежит рядом».

Савскому нацедили капель. Сказав, что хуже дряни не бывает, он проглотил безропотно. Коль надо, так надо.

—◦Только ты иди,◦— отпросился он у жены.◦— Не карауль, все будет нормально. Честное слово…

И не заговорил дальше, заставив и нас подождать, пока она не вышла.

—◦Был я тогда летчик-истребитель Савский лихой летун. Ну, конечно, молодой и красивый. А для женского полу — казаться проницательным и необъяснимо таинственным. Самое бедствие по мне — сидеть на земле; ремонты и всякие там вынужденные простои. Раз тебя научили летать, летай, душа! Стремись в небо! А в этот день мы оба и застряли.

Сижу на крыльце клуба. За клуб у нас сарай служил. Ветеран части. Разбирали и возили со всем аэродромным хозяйством… Сижу. Что делать — жду обеда. Солнце из меня зиму выпекает. Напротив меня — девушка самого лучшего вида. Хоть и в кирзовых сапогах — Афродита. Красиво сидит: в тени, и воздух вокруг нее голубой, переливается. У меня гитара, гриф на солнце посверкивает. Тоскливо пою веселый романс. Что-то о поручиках, пламенной любви, страстных женщинах и удали русского солдата… И тут Медведкин замаячил. Я-то старше Тараса на пять лет. И на войне куда больше его. Кое-что значит!

Тараса мне ведомым дали. Ведущий и ведомый — два сапога пара! Без того у нас не навоюешь! Я его натаскивал, как заходить, как увернуться и по соплям фашисту!.. Он меня прикрывал. И все у нас с ним дискуссия — не соглашался, сколько ни твердил ему, что дурак: войну кончим, и все тут! А он — надо и другим помочь! И начать это — с Испании. Там же ведь, дескать, проиграли фашистам. Справедливость сама требует — трахнуть перво-наперво по ним. На Испании я-то и привязался к нему. Я же — из Одессы. Видел пароходы оттуда, с детьми…

Вообще-то у нас о Медведкине знали мало. Даже я. О Дымбе не говорю. Тут не то важно, что пробыл с нами мало или был бы молчун. Я думаю, есть люди, сто лет с ними работай, живи рядом — всего не узнаешь. Они душу не прячут. Просто у них столько души, такая глубина — не вычерпать!.. Сам-то по себе какой он был? Спокойный, твердый, не суетится. Читает книжки. С механиками в моторах повозится. Что ни попроси — не задержит помочь.

Писал часто. Вот те самые листки. Письма ему не приходили… Нам-то важнее, что воевать учился хорошо. Поначалу на рожон лез, но это со всеми было, кто долго на фронт рвался. Страха не боялся. Да, и Дымба точно заметил: у него головной убор иногда в сторону получался. Рассеянный. Я даже привык — молча поправлял, как замечу. А он за это извинялся… Что, Дымба?

—◦Вы сидели возле клуба,◦— тихо напомнил Дымба.

—◦Ну да, сижу… Терплю жару. И стараюсь вида не подать, что раздражен. Сидеть на мели — массу сил, нервов занимало. Тарас рядом присаживается. А девушка ушла сразу.

—◦Сидим,◦— говорю и бренчу понемногу,◦— а война не ждет.

—◦Муть-тоска у тебя на душе,◦— отвечает и ясно, симпатично улыбается.

—◦Чего-то? Стой-ка, друг! Все об Испании думаешь? Что твой Тумба сказал?

—◦Дымба,◦— вежливо поправляет.

—◦Тымба,◦— говорю, будто ослышался.

—◦Дымба. Сегодня.

—◦О! Это дело! А мой зампотех мычит, слова точного не выжмешь. Копаются. У них там своя Испания на уме — моторная. Да, хороши-то: отличились — сидим! Люди за победу бьются, а мы!..

Слышно было нам, как улетели наши: убегал звук, уносились свобода и сила, боевая ярость и стреляющая ненависть! «Кукурузник» вдруг выскочил, покружил, прицелился, куда приткнуться. Не ахти какая боевая машина, а ведь везет: воюет!

—◦Кручинушка кручинная без крыльев!◦— говорю.◦— Вот послушай: раскинулось небо широко, механик остался вдали… Что бы дальше?.. Товарищ, летим мы дале-око за счастье родимой земли!..

Давно у нас назревал серьезный разговор. Хоть ты и молод, и мечтаешь, а жизнь наперед нужно знать точно.

Как старший товарищ я должен был ему втолковать. Сели мы обедать, я и говорю:

—◦Давай-ка решительно: нельзя так — в башке у тебя одна Испания! Тебе после войны — учиться! Что тебе объяснять — ты же не беспризорный пацан! «Гаудеамус» слышал слово? Хорошее слово! Готовься учиться, потому что у тебя — способности. Я умею отличать, где способности. Уж поверь! Не хочешь на ученого — на поэта выучишься. У тебя — воображение! Об Испании вон как ладно рассказываешь, а не был там.