Мальчики с кладбища - [5]

– Эй.

От испуга Ядриэль подпрыгнул на месте – Марица положила руку ему на плечо. Ее карие глаза напряженно вглядывались в его лицо.

– Я просто… – Ядриэль прочистил горло, обежав глазами комнату.

Брови Марицы озабоченно взметнулись.

Кинсес – важнейший день в жизни брух. Рядом с Ядриэлем должны быть его отец, брат и абуэла[18]. Став коленями на жесткий каменный пол, он ощутил, как вокруг него сгущается пустота. В тишине Ядриэль слышал потрескивание беспокойных свечей. Пред взором впалых глаз Госпожи он почувствовал себя маленьким и одиноким.

– Что… что, если у меня не получится? – спросил он. Его полушепот эхом разнесся по пустой церкви. Сердце сжалось. – Что, если она меня отвергнет?

– Escúchame[19]. – Марица твердо сжала его плечи. – У тебя все получится, слышишь?

Ядриэль кивнул, облизнув сухие губы.

– Ты знаешь, кто ты такой, я знаю, кто ты такой, и наша Госпожа тоже знает, – сказала она с пламенной убежденностью. – А остальные пусть идут к черту! – Марица ухмыльнулась ему. – Не забывай, зачем мы здесь.

Ядриэль приосанился и, собрав всю свою храбрость, сказал:

– Чтобы они поняли, что я брухо.

– Это да, а еще зачем?

– Назло всем? – предположил Ядриэль.

– Назло всем! – восторженно поддакнула Марица. – Какими тупицами они себя почувствуют, когда ты утрешь им нос! Наслаждайся моментом, Ядз! Нет, правда, – она глубоко вдохнула носом и прижала руки к груди, – наслаждайся сладким, сладким запахом мести!

Из груди Ядриэля вырвался смех.

Марица улыбнулась.

– Давай, брухо.

Ядриэль почувствовал, как по лицу снова расплывается глупая ухмылка.

– Только не напортачь, ладно? А то мало ли, диоса[20] тебя ударит молнией, – сказала она, сделав пару шагов назад. – Не могу же я одна быть паршивой овцой в этой семье.

Будучи одновременно трансперсоной и геем, Ядриэль стал обладателем почетного звания наипаршивейшей овцы среди брух. По правде говоря, его гомосексуальность они приняли гораздо проще, но лишь потому, что влечение Ядриэля к мальчикам брухи воспринимали как по-прежнему гетеросексуальное.

Свое почетное звание заслужила и Марица – единственная веганка в их сообществе. На год моложе Ядриэля, она отметила собственный кинсес совсем недавно, когда ей исполнилось пятнадцать, но наотрез отказывалась исцелять людей, потому что для этого требовалась кровь животных. Марица навсегда запомнила, как безутешно рыдала в детстве после того, как мама воспользовалась кровью свиньи, чтобы вылечить сломанную ногу другого ребенка. Поэтому с ранних лет Марица твердо решила, что не желает заниматься целительством, если ради этого требуется причинять вред живым созданиям.

В тусклом свете церкви Ядриэль разглядел портахе, висящий у нее на шее, – четки из розового кварца, заканчивавшиеся серебряным крестиком, в котором не было крови. Марица объясняла, что носит портахе из уважения к диосе и своим предкам, хоть и отказывается использовать способности.

Ядриэль одновременно уважал ее взгляды и был ими озадачен. Все, чего он хотел, – это быть принятым и получить собственный портахе, чтобы с ним обращались, как с любым другим брухо, и давали ему такие же задания. Марица же могла стать полноправной брухой, но предпочла отказаться.

– Давай, prisa[21]! – сказала Марица, нетерпеливо подталкивая его.

Ядриэль глубоко вдохнул, выравнивая дыхание.

Он покрепче сжал в руке термос с кровью, ощутив потными ладонями холодок металла, и выдохнул сквозь поджатые губы.

С новой решимостью Ядриэль открутил крышку и перелил куриную кровь в чашу. Марица – нужно отдать ей должное – постаралась скрыть отвращение.

Когда темно-красная жидкость смешалась с текилой, по церкви пронесся порыв ветра. Пламя свечей колыхнулось. Воздух уплотнился, словно помещение заполнила толпа людей, хотя кроме Ядриэля и Марицы внутри никого не было.

В кровь Ядриэля выбросился адреналин, а по рукам пробежали мурашки. Он изо всех сил старался прозвучать глубоко и ровно:

– Santísima Santa Muerte, te pido tu bendición[22], – сказал Ядриэль, призывая Госпожу, чтобы просить ее благословения.

Порыв воздуха окатил его лицо и прошелся по волосам, словно пальцами. Пламя задрожало, и статуя Госпожи внезапно ожила. Она не шевелилась и никак не изменилась внешне, но Ядриэль чувствовал, как что-то надвигается.

Он чиркнул спичкой и бросил ее в чашу. Жидкость загорелась.

– Prometo proteger a los vivos y guiar a los muertos[23], – сказал Ядриэль, клянясь нести ту же ответственность, что остальные мужчины. Руки Ядриэля задрожали, и он сжал портахе покрепче.

– Esta es mi sangre, derramada por ti[24]. – Ядриэль открыл рот и прижал кончик лезвия к языку, пока не уколол его. Ядриэль вздрогнул и вытянул кинжал перед собой. Тонкая полоска красного поблескивала на кончике лезвия в теплом свете свечей.

Он подержал портахе над горящей чашей. Как только пламя лизнуло сталь, кровь зашипела, а свечи заполыхали высоким и мощным пламенем, как факелы. Ядриэль сощурился из-за тепла, ударившего в лицо.

Он убрал портахе от огня и произнес последние слова.

– Con un beso, te prometo mi devoción[25], – пробормотал он и облизнул губы. Успокоив рукоять в ладони, он поцеловал рисунок Госпожи.