Мальчики Берджессы - [20]

Боб кивнул.

– Они оба на работу поехали.

– О, я знаю, дорогуша. Я спустилась за газетой. Сьюзан оставляет мне ее по воскресеньям.

Боб протянул газету, старушка положила ее к себе на колени и осталась сидеть.

– Слушайте, а часто Сьюзан на него кричит? – спросил Боб.

Миссис Дринкуотер посмотрела по сторонам, и Боб подумал, что она не ответит.

– Раньше бывало. Когда я только въехала. – Она заложила ногу на ногу и стала подергивать ступней в слишком большом тапке. – Конечно, это было сразу после того, как от нее ушел муж. Если спросите меня, мальчик за всю жизнь мухи не обидел. Он очень одинокий, вы не находите?

– Да, он всегда был одиноким. Хрупким – ну, в эмоциональном плане. А может, просто недостаточно взрослым. Что-то вроде того.

– Мы все ждем, что наши дети будут как с картинки в глянцевом каталоге. – Миссис Дринкуотер задергала ступней еще сильнее. – А они не такие. Хотя, должна признать, Зак куда более одинокий, чем большинство его сверстников. И вообще, он плачет.

– Плачет?

– Да, у себя в комнате. Я иногда слышу. И до всей этой истории со свиной головой он тоже плакал. Уж извините, что ябедничаю, но вы все-таки его дядя. Как правило, я стараюсь не совать нос не в свое дело.

– А Сьюзан слышит?

– Не знаю, дорогуша.

Пришла собака, ткнулась длинным носом в его колени. Боб погладил жесткую шерсть на ее голове, похлопал по полу, чтобы она легла.

– А друзья у него хоть какие-нибудь есть?

– Домой к нему никто не приходил ни разу.

– Сьюзан говорит, он сам додумался бросить эту свиную голову.

– Может, и так. – Миссис Дринкуотер поправила очки. – Однако тут многие не прочь сделать то же самое. Сомалийцам не все рады. Я-то против них ничего не имею. Только они носят все это тряпье. – Она помахала перед лицом костлявой ладонью. – Одни глаза видны. Уж не знаю, правда или нет, но говорят, что они держат в шкафах кур. Вот уж странные люди, боже милосердный…

Боб встал, нащупал в кармане куртки телефон:

– Прошу прощения, я выйду покурить.

– Конечно, дорогуша.

Встав под кленом в сени пожелтевших листьев, Боб зажег сигарету и, прищурясь, посмотрел на экран телефона.

5

Джим, обгоревший на солнце и блестящий от пота, демонстрировал Хелен, каким образом он обыграл всех в гольф.

– Главное – правильно двигать запястьем. – Он чуть присел, согнул руки в локтях и взмахнул воображаемой клюшкой. – Видишь, Хелли? Видишь, как я работаю запястьем?

Хелен сказала, что видит.

– Я был на высоте. Даже этот хрен, доктор, был вынужден согласиться. Он из Техаса. Омерзительный коротышка. Причем не знал, что такое «техасский коктейль». Ну ничего, я просветил. – Джим наставил на Хелен палец. – Это, говорю, то самое, чем вы там у себя убиваете людей – теперь, после того, как перестали поджаривать их на шкварки. Тиопентал натрия, бромид панкурония и хлорид калия. Но он мне на это ничего не ответил, плюгавый хер. Только улыбнулся мерзенько.

Джим утер лоб и снова встал в позицию для очередного удара несуществующей клюшкой. Дверь на террасу была приоткрыта, и Хелен прошла закрыть ее – мимо него и мимо вазы с лимонами.

– Видела? Вот как надо! – Джим вытер лицо рубашкой, в которой ходил играть. – Так вот, говорю этому херу, раз уж вы так держитесь за смертную казнь, первый признак осквернения цивилизованного общества бесчеловечным варварством, почему бы вам не научить своих неандертальцев-палачей хотя бы в вену попадать?! А не колоть свою адскую смесь в мышцу, как тому несчастному ублюдку, который лежал и мучился полчаса?! Кстати, знаешь, на чем этот хер специализируется? Он дерматолог. Делает подтяжки лица и зада. Я пошел в душ.[4]

– Джим, звонил Боб.

Джим остановился на полпути в ванную.

– Зак вышел на работу. За него внесли двести долларов залога. Сьюзан тоже на работе. Очередь Зака на предъявление обвинения подойдет не раньше, чем через несколько недель. И еще Боб сказал, что Чарли Тиббеттс сумел получить какую-то справку. Вроде бы так. Извини, эту часть я не поняла.

Хелен выдвинула ящик комода, чтобы показать Джиму сувениры, которые пошлет детям.

– Тамошние порядки. Обвинения предъявляются по расписанию. Зак должен присутствовать?

– Не знаю. Вроде нет.

– Какой у Боба был голос?

– Да как обычно.

– Что значит «как обычно»?

Джим спросил это таким тоном, что Хелен закрыла ящик и обернулась:

– Я не понимаю вопроса. Ты хотел знать, какой у Боба был голос, я ответила. Какой обычно. Такой, какой обычно голос у Боба.

– Милая, ты меня сейчас с ума сведешь. Я пытаюсь понять, что у них там происходит в этой чертовой дыре, и твое «как обычно» мне ничуть не помогает. Какой, по твоему мнению, обычно голос у Боба? Радостный? Серьезный?

– Не надо устраивать мне перекрестный допрос. Ты там играл в гольф в свое удовольствие, а меня бросил в компании старой брюзги Дороти, которая заставила меня читать про лагеря беженцев в Кении, а это совсем не веселое занятие, не в пример гольфу. А потом зазвонил мой – мой! – телефон, Пятая симфония Бетховена, дети поставили мне ее на звонки от Боба, так что я сразу поняла, что это он. Он знал, что тебя лучше не трогать, и позвонил мне, как будто я твоя секретарша!

Джим сел на кровать и уставился на ковер. Хелен знала этот его взгляд. Они с Джимом были женаты много лет. Он редко сердился на жену, и она это очень ценила, считая доказательством уважения. Но такой вот взгляд означал, что Джим пытается сохранить самообладание, столкнувшись с ее глупостью, и мириться с этим ей было не так-то просто.