Мальчик с Антильских островов - [22]

Пробравшись через этот живой муравейник, мама Тина разыскала меднолицую даму, прогуливающуюся под навесом.

На ней было красивое платье и новые туфли, а ее черные волосы были заплетены в две длинные косы, достававшие до пояса. Она ласково разговаривала с мамой Тиной и улыбнулась мне.

Я ждал, когда она начнет расспрашивать меня, потому что по дороге мама Тина учила меня, как отвечать. Если меня спросят: «Как тебя зовут?» — отвечать: «Жозе Хасса́м». Если спросят: «Сколько тебе лет?» — отвечать: «Семь лет, мадам». И каждый раз, как она обратится ко мне, я должен отвечать: «Да, мадам. Нет, мадам», очень вежливо. Но она ничего не спросила.

Мама Тина велела мне быть умным и ушла. Я долго смотрел на играющих детей, потом поглядел на учительницу. Она подошла к углу террасы и позвонила в колокол, вроде того, какой звонил у нас к обеду. Все дети собрались к веранде.

Большая комната, куда я вошел вместе со всеми детьми, восхитила меня. С огромным удовольствием уселся я на скамейку рядом с другими детьми (здесь были мальчики и девочки приблизительно моего возраста) и принялся любоваться всем, что было приклеено, повешено и написано на стенах. Я больше рассматривал, чем слушал учительницу, которая говорила ласковым, приятным голосом и делала красивые рисунки белым на большой черной доске.

В одиннадцать часов раздался звонок, и я пошел к мадам Леонс, у которой мама Тина велела мне провести перемену.

Мадам Леонс была женщина приблизительно такого же цвета, что и мама Тина, но очень толстая, в ярком тюрбане, одетая в длинный балахон и шлепанцы.

Мадам Леонс никогда не видела меня, но, наверное, слышала обо мне, поскольку моя мама Делия была у нее служанкой, когда я еще не родился.

Она передала мне маленький мешочек, в который бабушка положила мой обед: мисочку с двумя ломтиками иньяма и кусочком жареной рыбы.

— Иди, ешь там, — сказала мадам Леонс, указывая на коридор. — Не закапай пол. Кончишь есть, пойди попей воды. Кран напротив. Потом сядь около двери. Когда увидишь, что дети возвращаются в школу, пойдешь за ними.

Я слышал, как мадам Леонс и другие обитатели ее дома ходили где-то за перегородкой, но не видел их. От этого дом казался мне загадочным и непонятным.

Я пообедал со всеми предосторожностями, как мне было велено, ни малейшим шумом не выдавая своего присутствия. Поев, я направился к колонке, чтобы пополоскать рот, смочить лицо, вымыть руки и ноги.

Потом я стал в дверях дома, поджидая школьников.

Вечером, после уроков, уходя из городка, дети разделялись на группы, — все, кто из одной деревни, вместе возвращались домой. Я один направился по дороге в Петиморн, гордясь своей самостоятельностью. Я прожил день, полный новых образов, вещей и звуков. Я весь дрожал от волнения, моя любовь к нашей улице не поколебалась, но к ней прибавилось восхищение всем новым, что я увидел.

Мама Тина ждала меня около хижины. Она меня не поцеловала: она почти никогда не целовала меня. Но в ее взгляде я почувствовал нежность и гордость за меня.

— Как ты провел день? — спросила она.

Никогда она не разговаривала со мной так ласково.

Я рассказал все в малейших подробностях. Повторил названия многих новых предметов: класс, письменный стол, доска, мел, грифельная доска, чернила, чернильница… Похвастался, что узнал новые выражения, вроде: «скрестите руки», «молчите», «станьте в ряд», «разойдитесь».

Никогда я не был так говорлив. А мама Тина слушала мой рассказ с лицом более просветленным и довольным, чем когда она курила трубку. Можно подумать, что я стал другим человеком.

Теперь мама Тина будит меня рано утром, поит слабым кофе с маниоковой мукой, дает мне ковшик воды для умывания, потом тщательно проверяет уголки моих глаз, рта, уши, нос и шею. Затем я одеваюсь. Наконец я беру мешочек с обедом, прощаюсь и ухожу, а мама Тина еще долго кричит мне вслед разные наставления.

У подножия горы я почти всегда встречаю школьников из Курбари́ля и Фонмезо́на, и мы вместе продолжаем путь в школу.

Каждый день я узнаю́ что-то новое. То учительница заставляет меня читать или велит мне перечислить все дни недели. То у меня завелся новый товарищ. То я подрался с плохим мальчиком. А то учительница побила меня бамбуковой палкой, которой она показывает нам буквы на доске и делает внушение болтунам и растяпам.

Единственное, чего я не люблю, — это обеды в коридоре у мадам Леонс. Мне обидно, что никто из невидимых жителей этого дома не обращает на меня внимания. У меня такое впечатление, что, находясь в темном коридоре, я остаюсь вне дома. Как будто бы, дав бабушке обещание приютить меня, мадам Леонс вероломно выставила меня за дверь непонятно почему.

По четвергам[14] мама Тина берет меня с собой на поле. Этот свободный день радует меня, особенно если сажают тростник на новом участке. Я с удовольствием сосу кусочки тростника, оставшиеся после перевозки стеблей для посадки.

Я здо́рово наловчился в ловле раков и не без гордости обеспечиваю маму Тину «соусом» на ужин.

Теперь дни, проведенные с мамой Тиной, наполняют меня счастьем, которого я раньше не испытывал. И с еще бо́льшей радостью отправляюсь я на другой день в школу.