Мальчик с Антильских островов - [20]

В конце концов я осторожно выглядываю в щелочку.

Повсюду открываются двери, бросая на улицу снопы света. Голоса взволнованно перекликаются, но я не могу различить, что они говорят.

Кто-то, по-видимому, уже сбегал в «дом», чтобы узнать, на каком поле работал мосье Медуз. Видимо, собираются его искать.

Кто-то говорит:

— Нельзя оставлять это до завтра.

— Если вы готовы, я с вами, — подхватывает другой.

Потом они долго молчат, и вдруг я вижу в конце улицы факелы, образующие яркое пятно света, в котором видны люди с палками и резаками, уходящие прочь.

Теперь волнение немного поутихло. Раздаются едва слышные перешептывания.

Мама Тина вернулась. Она спрашивает меня, не страшно ли мне было так долго одному. Она тяжело дышит и, по-видимому, забыла о нашей размолвке.

— Они пошли искать, — говорит она мне. Голос ее дрожит от волнения. — Господи, — говорит она, — не допусти…

Ей не сидится на месте. Она хватается то за одно, то за другое, останавливается, прислушивается…

Снаружи снова начались разговоры.

— Если я тебя оставлю на минуту, ты не будешь бояться? — спрашивает она.

Возможно, и нет, но я предпочитаю, чтобы она взяла меня с собой.

— Да, — отвечаю я тихо.

— Тогда бери шляпу и иди за мной.

На том месте, откуда ушли люди с факелами, стоит Жеснер, высоко подняв факел над головами мужчин и женщин, сидящих кружком на земле.

Я различаю голос мосье Сен-Луи, который говорит:

— Я уже много раз говорил Медузу, что эта работа слишком трудна для него и ему надо переходить к малолетним. Но он не хотел, он говорил, что мальчишки будут издеваться над ним.

Каждый рассказывал что-нибудь о мосье Медузе. Многие восклицали:

— Бедняга!

Молчали некоторое время, потом снова начинали. Все говорили наперебой, уже не о Медузе, а о чем-то своем.

Поэтому мне интереснее смотреть на факел, который Жеснер наклоняет время от времени, чтобы пламя ярче горело; пламя голубоватое около палки, на которую намотана пакля, а на концах желтое и красное, и от него темнота вокруг кажется еще чернее.

Свет достигает листвы деревьев над нашими головами. Блестящая смола выступает на дереве, и капли падают на руки и ноги Жеснера, который вскрикивает и морщится.

Я не осмеливаюсь заговорить. Я жадно ловлю все, что говорят о мосье Медузе, чтобы узнать, почему он не вернулся. Куда делись люди, которые ушли его искать, вооруженные как будто для битвы? Может быть, мосье Медуз отправился в одну из тех стран, о которых он рассказывал мне в своих сказках?

Я был бы рад, если бы это оказалось именно так!

Почему?

Да потому, наверное, что мне хотелось бы, чтобы мосье Медуз превратился в сказочного героя.

Должно быть, необычная обстановка склоняла мой ум к фантазиям.

Вдруг послышался крик:

— Они идут!

В ответ раздался хор голосов, и вся наша группа с Жеснером во главе направилась к дороге, увлекая меня за собой.

Далеко во тьме навстречу нам двигались зажженные факелы.

— Господи боже, пресвятая богородица… — шептали женщины вокруг меня.

Сердце мое забилось, и я прячусь за маму Тину, которая бормочет какие-то непонятные слова.

— Они идут так быстро, что Медуз вряд ли с ними, — замечает мазель Валерина.

— Они бы не вернулись, если бы не нашли Медуза, — возражает мама Тина.

— Медуз, наверное, с ними, — говорит еще кто-то, — видите, они останавливаются все время. Разве вы не видите?

— Да, из-за него, конечно, — решает мосье Сен-Луи.

Потом они показываются в конце дороги. Мы продвигаемся еще вперед и уже ясно видим их силуэты.

— Они что-то несут!

— Господи!

— Ну да, видите, как они идут.

Толпа приходит в еще большее возбуждение, чем перед уходом мужчин, и все начинают говорить одновременно. Одни уверяют, что с мосье Медузом случился припадок, другие, что он ушел не поев и глисты задушили его. Еще кто-то предполагает, что он выпил слишком много воды, после того как вспотел. Этот поток слов сбивает меня с толку и мешает мне понять происходящее.

В действительности, пять или шесть человек несут что-то черное, длинное, похожее на мосье Медуза.

Это и есть мосье Медуз.

— Если бы мы за ним не пришли, мангусты съели бы его! — восклицает мосье Орас.

Они тяжело дышат и вспотели. Они спотыкаются от усталости, и голоса их едва слышны.

— Если бы мы знали, мы бы захватили гамак; на вид он легкий, как солома, а смерть, забравшись в его живот, сделала его тяжелым, как камень.

Шутка вызывает взрыв хохота. Так, среди всеобщего смеха вступает на нашу улицу тело мосье Медуза. Все столпились возле хижины Медуза.

Мне его не видно — кругом толпа. Те, кто его нашел, никак не успокоятся. Слыша их стоны, жалобы, шутки, я не могу понять, что же произошло — печальное событие или незначительное происшествие. В общем, похоже на праздник, но некоторые люди, и в том числе мама Тина, ведут себя так, что мне не хочется веселиться.

Люди снуют взад и вперед. Мама Тина велела мне не трогаться с места и куда-то ушла. Многие женщины тоже ушли. Я пробираюсь поближе к мосье Медузу.

Он лежит на́ спине, мосье Медуз, одетый в лохмотья цвета его кожи. Руки и ноги его вытянуты вдоль узкой черной доски. Глаза его полуоткрыты, но они не похожи на те глаза, в которых отражался огонь очага.