Мальчик на главную роль - [12]

— Какая зарплата? — спросил я.

— Самая настоящая. Скажи только, на чьё имя её выписывать. Кто из семьи её получать будет?

— Отец, — сказал я.

— Пусть придёт завтра подписать договор, — сказал Глазов. — А теперь — быстро в гримёрную.

Глава седьмая, в которой появляется шофёр студии Михаил Иванович

Съёмки нашего фильма ещё не начались, но каждый день Алёша Янкин приходил на студию. Сколько интересных вещей здесь происходило! Шли пробы грима. После проб загримированного Алёшу снимал фотограф. Он шутил, посмеивался и болтал с Алёшей о пустяках, но Алёша знал, что эти шутки сопровождают серьёзное дело, необходимое для будущего фильма. Поэтому он ловил каждое замечание гримёра, фотографа или приходившего иногда взглянуть на Алёшу Глазова. Новое ощущение, мне кажется, приходило к Алёше. Он оказался нужен. Нужен всем: режиссёру, гримёру, оператору. Я часто заглядывал в гримёрную. Алёша покорно сидел перед зеркалом, предоставляя парикмахеру хлопотать вокруг: то зачёсывать волосы наверх, то взбивать их пышным чубом, то натягивать один за другим несколько париков. Слова «поярче», «приглуши тон», «пропали глаза» звучали для Алёши таинственно. Однажды битый час Алёшу украшали веснушками, но пришёл Глазов, поморщился, и веснушки стёрли. В другой раз изменили форму носа, наклеив на переносицу какую-то накладку. Я заметил, как одеревенело лицо Алёши, как он вжался в кресло, и предложил накладку снять, но гримёрша сказала, что это лишь на первых порах неудобно и что скоро Алёша освоит нос. Но было ясно, что Алёше больше всего подходит его собственный нос. Пришёл художник, смахнул накладку, и все мы с удовольствием увидели в зеркале повеселевшее Алёшино лицо.

Пока мы занимались носом, в соседнем кресле совершалась удивительная метаморфоза. Молодой артист на глазах превращался в великого русского писателя Николая Васильевича Гоголя. Алёша освободился от нашлёпки, взглянул в зеркало и увидел там живого классика. На лице Алёши отразилось крайнее удивление.

— Чувствительно благодарю вас, — сказал Николай Васильевич гримёру. Алёше он улыбнулся хитрой улыбкой и поднялся из кресла. Красный его шёлковый халат, подпоясанный кушаком с кистями, мягкие сафьяновые вышитые чувяки — всё Алёша охватил одним взглядом.

Николай Васильевич Гоголь подошёл к Алёше, положил на плечо руку и спросил:

— Ответьте мне, милостивый государь, что за комедия без правды и злости? Неужто выдумывать сюжет, которым даже квартальный обидеться бы не мог?

Конечно, Алёша ничего не понял из сказанного, но смотрел на великого писателя с искренним восхищением. Николай Васильевич приподнял полу халата и достал из узкого карманчика суконных брюк золотую луковицу. Часы были старинные, не ходили уж лет сто, однако же щёлкнула крышка, и Гоголь внимательно посмотрел на циферблат. Он заторопился, откланялся и вышел из гримёрной. Все смотрели на Алёшу. Ведь для него одного был разыгран этот короткий спектакль. Алёша, вероятно, и сам понимал это, и мысль о том, что на несколько минут он стал партнёром в этом спектакле, поднимала его в собственных глазах. Он повертел в руках накладку, недавно сидевшую на его носу, и спросил:

— Это фильм про Гоголя снимают?

Я сказал, что фильм не про Гоголя, а по Гоголю. Снимается телевизионный фильм «Вий».

— Должен разочаровать тебя: Николай Васильевич Гоголь — роль очень маленькая. Гоголь появляется лишь в самом начале фильма, в прологе. Если хочешь, мы можем пойти и посмотреть съёмку.

— Хочу! — живо откликнулся Алёша. — Но у меня ещё примерка.

— А мы после примерки пойдём.

В сценарии нашего фильма был небольшой эпизод сна. Во сне мальчик появляется среди лошадей в настоящем ковбойском костюме, полный мужества и отваги. Ковбойский костюм был почти готов. Даже у меня захватило дыхание, когда я днём раньше увидел выстроченный, отделанный кожей с глубоким тиснением этот великолепный костюм. Что же испытает Алёша? Как, должно быть, захочется ему поскорее надеть его и как он обрадуется, увидев себя в зеркале!

Елизавета Ивановна, костюмерша нашего фильма, была в комнате, когда мы с Алёшей пришли на примерку. Перед нею на столе лежало несколько будёновок разных размеров. К одной из них она пришивала красную звезду. Оторвавшись от работы, Елизавета Ивановна подошла к кронштейну, на котором висели костюмы, и нажала кнопку. С весёлым свиристеньем металлические вешалки заскользили по кронштейну, и перед нашими удивлёнными глазами развернулся парад фраков, гусарских мундиров, длинных бальных платьев, шуб, подбитых мехом, кожаных тужурок, матросских костюмов… Движение замедлилось, конвейер остановился. Перед нами висел ковбойский костюм. Куртка с кожаными карманами распахнулась, под нею — ярко-красная рубашка, перевязанная у воротника зелёным шейным платком. На кожаном кармане куртки вытиснен рисунок — вздыбившаяся лошадь и лассо, накинутое на неё.

Елизавета Ивановна улыбнулась и спросила у Алёши:

— Нравится?

Она сняла костюм с вешалки, и Алёша осторожно дотронулся до него.

— Смелее, — подбодрил я мальчика. — Тебе в этом костюме придётся бегать, прыгать и даже скакать на лошади. Натягивай штаны и покажись нам ковбоем.