Мальчик из Уржума. Клаша Сапожкова - [60]
В середине августа Сергей вдруг объявил дома, что он уезжает с Иваном Никоновичем в Томск.
— Ты что ж, в Технологический учиться едешь? — спросил Саня.
— Хотелось бы, да неизвестно, как обстоятельства сложатся.
— Кем же ты все-таки думаешь быть?
— Буду тем, что сейчас самое важное и самое нужное, — ответил Сергей.
— Ничего не понимаю, — рассердился Саня и замолчал.
Бабушка, узнав об отъезде Сергея, завздыхала:
— Зачем уезжать? Устроил бы тебя Саня в Управу, и жил бы ты себе тихо да спокойно в Уржуме.
— Ехать, бабушка, нужно.
— Ну, раз нужно, поезжай, — махнула рукой бабушка. — Это тебя не иначе как «Тара-ри-ра» взбаламутил!
За семь дней до отъезда Сергей решил пойти к фотографу вместе с бабушкой и сестрами.
Бабушка по такому торжественному случаю позвала Устинью Степановну и долго советовалась с ней, в каком ей платке сниматься — в ковровом или в черной шали. Лиза вместо обычной косы сделала прическу.
По городу бабушку медленно вели под руку Лиза и Сергей. Бабушка шла и спотыкалась — не слушались старые ноги.
Фотограф — маленький тщедушный человечек — суетился, долго усаживал их и наконец усадил: бабушку рядом с Лизой, которая держала в руках книгу, а позади поставил Сергея и Анюту.
Через четыре дня снимок был готов, и бабушка Маланья повесила его на самом видном месте, в горнице под иконой.
Уезжал Сергей в осенний теплый и ясный день. На березах уже кой-где пожелтели листья, но небо было голубое и безоблачное.
Сборы не затянулись. Корзинка с бельем, одеяло да подушка — вот и все имущество!
Бабушка Маланья в это утро встала чуть свет, напекла Сергею подорожников и налила бутылку топленого молока.
— Дорогой выпьешь. На воде есть всегда хочется, — уговаривала она Сергея и, несмотря на его протест, все-таки всунула ему в карман бутылку с молоком.
Младшая сестренка Лиза на прощание подарила брату носовой платок, на котором вышила его инициалы.
Сергей простился с бабушкой и сестрами, за ним зашли Иван Никонович и Саня, который хотел проводить товарищей до пристани Цепочкино.
Когда они пришли на пристань, пароход стоял уже у причала.
До отхода оставалось несколько минут, и уже все пассажиры были на палубе. Женщины с узлами и детьми, поп в соломенной шляпе с большим парусиновым зонтиком, краснощекий подрядчик в поддевке и несколько крестьян с мешками.
Едва успели Сергей и студент войти по трапу на пароход, как босоногий белобрысый матрос отдал концы — и пароход медленно отошел от пристани.
Сергей и Иван Никонович стояли на палубе и махали фуражками.
— До свидания, Иван Никонович! До свидания, Серьга! Пишите! Пишите! — кричал Саня.
Он стоял на берегу до тех пор, пока пароход не скрылся за поворотом реки. Тогда Саня медленно пошел домой, размахивая своей тросточкой.
«Вот поехали, — думал он, — будут жить в большом городе, учиться, работать, а я остался в Уржуме».
Он шел, размахивая тросточкой, и в досаде сбивал листья с придорожных кустов. А в это время на пароходе, в маленькой каюте, разговаривали товарищи. Пароход вздрагивал, где-то внизу стучала машина. Сергей сидел на узкой койке, Иван Никонович стоял у стены и курил.
— Ты должен знать, Сергей, что тебя ожидает! Не исключена возможность виселицы. А о тюрьме и ссылке уж и говорить нечего…
Сергей поднялся и, тряхнув головой, откинул волосы со лба.
— Знаю, Иван!
Он распахнул маленькое круглое оконце; в каюту ворвался свежий речной воздух и шум колес.
— А вот и Шурму проехали, — сказал Сергей, высунув голову в окошко.
Вечерело. Мимо проплывали вековые дремучие леса, болотистые топи, невысокие холмы, и только изредка на отлогих глинистых берегах темнели крохотные, сутулые избушки.
Над рекой вставал серый холодный туман.
Кое-где начинали зажигаться огни.
КЛАША САПОЖКОВА
Повесть
Рисунки Г. Фитингофа
Глава первая
По мраморной, давно не мытой лестнице поднималась рослая краснощекая девочка в бархатной жакетке и круглой меховой шапочке.
В руках она держала клеенчатую школьную сумку.
Поднимаясь по лестнице, девочка считала ступеньки:
— Раз, два, три, четыре…
На площадке третьего этажа она увидела почтальоншу, которая звонила к доктору Светланову.
— Писем в шестой номер пет?
Почтальонша порылась в туго набитой сумке и протянула девочке серый шершавый конверт, заклеенный хлебным мякишем. На углу конверта темнел штемпель; «Действующая армия».
Девочка, зажав сумку между колен, торопливо вскрыла конверт и вынула из него измятый лист бумаги, густо исписанный большими кривыми буквами. Но не успела она прочесть и двух строчек, как входная дверь квартиры шесть раскрылась, и на площадку вышла очень молодая, кокетливо одетая дама.
— Клаша, ты что здесь делаешь? — спросила она. — Мама давно тебя ждет. Нужно съездить на Арбат. Никак, любовную записку от гимназиста получила? — засмеялась дама, заметив в руках девочки письмо.
— Больше мне делать нечего, — насупилась Клаша. Она сунула письмо в карман жакетки и, взяв сумку под мышку, позвонила у двери, на которой блестела медная дощечка: «Полковник Юрий Николаевич Зуев».
— По дороге с Арбата купи нотную тетрадь! — крикнула дама, спускаясь с лестницы.
Дверь Клаше открыла женщина лет сорока, плотная и рябая, с подвязанной щекой.
