Мальчик из Ленинграда - [37]

Я провожал глазами птиц, глядел на кишлаки и чувствовал, что становится невыносимо жарко. Солнце светило так ярко, что в глазах у меня стали прыгать жёлтые и зелёные пятна. Я посмотрел на ребят. Ваня сидит красный как рак. У Гоши из-под чалмы пот струйками льётся. У Зорьки глаза совсем слиплись, а лист на носу весь сморщился — высох.

И ветки нашей зелёной беседки тоже поникли, завяли.

«Вот это жара! Когда же приедем?» — думал я.

Наверное, уже три часа мы ехали, а горы будто отодвинулись, стали выше, темней. Неужели ещё долго придётся ехать? Мне казалось, что даже кости и внутренности у меня стали горячие и трясёт теперь невыносимо. Лучше пешком идти, чем так ехать!

— Ваня, спрыгнем! Пойдём пешком!

Мне пришлось орать во всё горло, чтобы перекричать скрипучую и тряскую арбу.

Партизан ничего не ответил, уткнулся в тюк с подушками и лёг ничком рядом с Гошей. Зорька тоже места себе не находила, то вставала на колени, то голову клала на тюк. Одна Иргашой с довольным видом сидела, поджав под себя ноги.

Караван наш двигался вперёд и вперёд.

В полдень, когда я ослеп от солнца и оглох от скрипа колёс, мы подъехали к старой чайхане, которая стояла у дороги. Перед чайханой росли три громадных карагача, даже толще того, который был в Коканде. Возле журчал глубокий арык. Осип Петрович велел сделать припал. Я едва доплёлся до террасы и повалился на кошму. Терраса была большая, но места всем не хватило, и старшие ребята ушли отдыхать под деревья.

В чайхане мы провели часа три, поспали, съели помидоры и огурцы, которые тётя Феня дала на дорогу. Мы с Партизаном искупали Фоку и сами искупались в холодном арыке. Правда, течением унесло Фокину шляпу… Но зной уже спал, и караван наш снова тронулся в путь.

Долго ещё ехали мы однообразной голой пустыней. К вечеру на дороге всё чаще стали показываться зелёные кусты и холмы.

Дорога начала подниматься в гору. Арба поехала медленнее. Потом дорога пошла на спуск. Ослик побежал веселее. Арба опять затарахтела и остановилась.

— Что такое? — заинтересовался я, привстал и увидал, что дрожки и все четыре арбы тоже остановились.

— Приехали! Приехали! — кричал кто-то на передней арбе.

Я спрыгнул с арбы, побежал вперёд и увидал двухэтажный глиняный дом без окон, с большими террасами на втором этаже. В ушах у меня всё ещё тарахтела арба, скрипели колёса. Но как тут было хорошо! Дом с террасами стоял посреди большой долины, такой зелёной, будто её только что окрасили и она не успела высохнуть, вся блестела. Серые горы загораживали до половины небо. Кругом была тишина и прохлада, и мне показалось, что дом с террасами провалился в глубокий зелёный колодец.

Джунгли

Я вместе с ребятами таскал тюки с подушками по крутой, как пожарная, лестнице на верхнюю террасу, а когда спустился вниз, увидал Зорьку с Иргашой. Они направлялись куда-то от дома.

— Вы куда? — крикнул я.

— В поле! — ответила Зорька. — Пойдём с нами!

Она показала в сторону гор, на высокие зелёные заросли.

— Настоящие джунгли! — удивился я и побежал за девочками.

Будто гигантский ландышевый лес стоял перед нами. На толстых стеблях с листьями в мой рост качались метёлки с золотисто-жёлтыми крупинками. Я сорвал одну крупинку, раскусил её. Она по вкусу была совсем как гречиха. Метёлки тоже были как у гречихи, только крупнее и гуще.

— Это джугара, — объяснила Иргашой, — крупа такая. Разве не помнишь? Иногда тётя Феня из неё кашу варила.

По джугаровому полю проходила борозда, и мы гуськом пошли по ней. Ландышевые листья закрыли нас с головой. Вскоре мы очутились на площадке, где рос зелёный низкий кустарник. На кустах висели красные шары величиной с блюдце.

— Это помидоры! — воскликнула Зорька. — Громадины! Попробуем их?

— Уже всё посажено и поспело! — удивился я. — А что же мы будем делать?

— Как это — что? — сказала Иргашой. — Это первый урожай. Разве не знаешь, что у нас в Узбекистане овощи по два, а то и по три раза сажают и урожай три раза снимают?

Девочки пошли меж помидорных кустов, а я остановился. Передо мной поднимались горы. Впервые увидал я их так близко, и они поразили меня. Словно из глубины земли вылезали серые голые камни и громоздились до неба. Кое-где в них, словно нарочно, воткнули зелёные деревья и кустарники. Над серыми горами висело солнце, как круглый малиновый шар. Такого солнца я тоже никогда не видал.

Я пристально смотрел на малиновое солнце, на горы. И вдруг мне показалось, что я стал маленький, с песчинку, что у меня, как в сказке, стали уменьшаться руки, ноги.

Солнце упало на зубчатые вершины, покатилось по ним, как по лесенке, и стало так быстро тонуть за горами, как будто его тащили на верёвке вниз.

Когда солнце пропало, небо над вершиной всё вспыхнуло, будто его подожгли снизу. Небо горело сперва оранжевым заревом. Потом оранжевое зарево закрыл малиновый бархатный занавес. Бархатный занавес стал лиловеть, превратился в золотой, потом в зелёный. Но уже не бархатный, а атласный.

Я всё стоял на краю джугарового поля, глядел на небо и удивлялся.

Небо над горами менялось, как в театре, и я решил: сейчас из-за гор выедет Золушка на колеснице из тыквы, вылетит маленький Мук в заколдованных туфлях, а с ним и все другие волшебники. Но горы стали сереть. С неба кто-то убирал и зелёные и малиновые занавеси. Небо стало некрасивое, а горы — синие. Поле тоже стало одинаковым, серым.