Мальчик из Ленинграда - [22]

Я поглядел в окно. На дворе сидела на скамейке девочка-узбечка. Перед ней стоял маленький мальчик в матроске. Он держал раскрытую книгу. Узбечка что-то объясняла ему.

Зорька так быстро болтала, что я не всё запомнил, что она говорила.

— Это Гоша Остров, — показала она на мальчика с книгой. — Он со мной из Ленинграда приехал. Он тут самый маленький. Ещё семи лет нет. Его хотели в дошкольный детдом перевести, а он не хотел со мной расставаться. Ну, его и оставил Осип Петрович, он добрый… А это моя подруга Иргашой, в тюбетейке. Она Гошу азбуке учит.

Я спросил:

— А кто она такая, Иргашой?

— Узбечка. У неё даже дом есть, за нашим забором. Маленький такой. Только у неё мама и отец умерли и она давно в детдоме живёт. Знаешь, одна Иргашой и ещё десять ребят — здешние, кокандские. Другие у нас все эвакуированные.

Мне стало неловко. А я-то решил, что всех несчастнее!.. Оказалось, все тут горе видели.

— А Славка? — заинтересовался я.

— И Славка, — ответила Зорька. — Он тебя довеском просто так назвал, из озорства. Он тоже эвакуированный. Только неблагодарный и распущенный. Он наш авторитет подрывает! Так тётя Оля говорит. Для эвакуированных горсовет лучший детдом отдал, а он уже два раза убегал. В Фергане был, в городе Ош. Он даже пальто детдомовское потерял. Разве это хорошо? Теперь всё для фронта надо беречь. А он небережливый. Всё на нём горит…

Тут Зорька примолкла и нагнулась ко мне.

— Ой! — сказала она шёпотом. — Что это у тебя? Красивое такое!

Она вытащила из кармана моей рубашки мамину расчёску и стала любоваться ею. Расчёской я не причёсывался, в больнице меня обрили наголо, и тут все мальчики бритые. А всё же отдавать её мне было жалко. Мамина память. Но Зорька так восхищалась, так расхваливала гребёнку, что я сказал:

— Ладно. Дарю её тебе!

Зорька запрыгала, как мячик.

— Юлька! — сказала она. — Ты добрый. Я с тобой дружить буду. Честное пионерское. Я про тебя папе напишу. Велю ему в штаб сходить, в ленинградский, и узнать, где твоя мама. Вот!

— Правда, напишешь? — обрадовался я. — Когда?

— Сегодня! — обещала Зорька.

Где-то недалеко заиграла труба. Она словно пела в нос громким и толстым голосом. Потом забил барабан.

— Слышишь? — спросила Зорька.

Она выбежала из кухни. Я тоже вышел во двор.

Калитка детдома была распахнута. Ребята парами выходили на улицу, а девушка в белом халате, воспитательница, останавливала каждого, ставила отметку в большом журнале, который был у неё в руках, и выпускала в калитку.

Труба всё пела. Барабан бил. Что случилось? Ко мне подбежала взволнованная Зорька.

— Узбекский праздник начался! — крикнула она. — Видишь, ребята с Садыковым в городской парк уходят. Представление смотреть. Воспитательница их записывает. У нас без записи нельзя. Понял? А я не пойду. Меня с Гошей Иргашой к себе пригласила. В свой узбекский дом. Пойдём с нами?

— А Иргашой позовёт?

Зорька побежала к Иргашой. Иргашой поглядела на меня, кивнула головой и улыбнулась.

Надо осмотреться

Я совсем забыл, что час назад впервые вошёл в этот двор. Мне казалось, что я тут давно живу, давно знаю Зорьку… Да еще, как, бывало, в Ленинграде, отправляюсь сейчас в гости.

Домик Иргашой стоял за нашим забором, около кухни. Иргашой с Зорькой побежали туда. У забора стояла повозка на двух высоких, чуть ли не в рост человека, деревянных колёсах. Это была арба — узбекская телега. Девочки по колесу, как по лестнице, влезли на арбу, а нам с Гошей велели подождать, пока они приготовят угощение. С арбы девочки влезли на забор и спрыгнули во двор к Иргашой.

Мы с Гошей сели на скамейку под деревьями.

— Ты сиди, а я осмотрюсь! Крикнешь мне, когда Зорька нас позовёт? — сказал я Гоше.

— Крикну, крикну! — согласился Гоша — он был покладистый мальчик.

Он взялся строить сооружение из камней, вроде дзота, а я отправился осматривать детдомовский двор. Во дворе, кроме четырёх флигелей, стоял ещё большой дом с высоким крыльцом. Окнами он выходил во двор. Я заглянул в окна. Там стояли парты. Это были классы. Ну, а другие дома?

За стеклянной террасой, где мы обедали, помещался клуб. Он был пустой. Я забрался по лесенке на сцену, обошёл вокруг рояля и увидал на стене громадную географическую карту. Я догадался, почему её здесь повесили. Наверное, в клубе Садыков проводил сборы. Красными флажками через города и реки шла линия фронта. Я стал рассматривать её. Дошёл до Ленинграда. Как же тесно окружили враги мой город!.. Потом я стал разыскивать города, мимо которых проезжал. От Ленинграда поехал я вниз, к югу, через Горький. Поплыл мой палец по Волге… Вот обогнул я Аральское море, перевалив Мугоджары. И остановился почти у самой границы Ирана. Ну и путешествие я совершил! Самому глядеть удивительно.

За стеной стучали, пила визжала. Я спрыгнул со сцены, отправился в соседнее помещение и попал в столярную мастерскую. Около длинного стола с деревянными чурбаками и рубанком стоял мальчик в военном френче, в пилотке. Лицо его показалось мне знакомым. Но я не мог вспомнить, где я видел его.

— Здорово! — сказал я.

Мальчик кивнул головой. В мастерской около стен стояли деревянные козлы с тисками на одном конце. Мальчик уселся на козлы верхом, как на коня, и начал укреплять в тисках чурбак.