Мальчик из Бухенвальда. Невероятная история ребенка, пережившего Холокост - [60]

Ральф вздохнул.

– Нет. Мне неловко. Возможно, она и не в курсе, но я-то знаю… Я же призывал к войне с людьми ее класса. Проблема не в ней. А в людях вроде Гитлера, которые злоупотребляют своей властью… вот в ком.

– Когда ты уезжаешь в Канаду? – спросил я, чтобы сменить тему.

– Через несколько недель.

– А что это за место – Канада?

Я понятия не имел, где находится эта страна. В Бухенвальде, когда еврейский каменщик учил нас географии, он приносил с собой миниатюрный глобус, который кто-то помог ему добыть из кладовой. Он говорил, что в Аушвице был такой барак, под названием Канада, где заключенные-евреи, преимущественно женщины, обыскивали чемоданы новоприбывших, вспарывая подкладки одежды, и где хранилось все ценное, в том числе золотые зубы, вырванные нацистами.

– Там довольно холодно, – ответил Ральф. – Но от Европы Канаду отделяет огромный океан. Если начнется новая война, я буду далеко.

– А снег там идет? – спросил я, вспоминая, как катался на санках в Скаржиско-Каменне с Мотлом, Мойше и Абрамом.

– Еще как.

– А озера есть? Чтобы купаться, а зимой кататься на коньках?

Я подумал про Хаима и качели из старой автомобильной шины, которые он привязывал к длинной ветке дуба на берегу и с которых мои братья прыгали в воду. Я тогда боялся плавать. Но сейчас мысль об озере, где в жаркое лето можно купаться, привела меня в восторг.

– Да.

– А девушки?

Я сам не мог поверить, что задал этот вопрос.

Ральф щелкнул языком.

– Еще больше, чем озер, и все хорошенькие.

– Хм… – пробормотал я. – Хм…

* * *

Каждый второй или третий четверг месяца бригадир моего цеха в HASAG отправлял меня в главное бюро за накладными. Там была женщина, секретарша – с соломенно-белыми волосами, завитыми в кудряшки, высокая и стройная. Она не смотрела на меня, передавая стопки документов, только сквозь зубы напоминала, чтобы я ничего не потерял и не перепутал и чтобы скорей бежал обратно в цех. Raus. Raus! – прикрикивала она, приказывая мне скрыться с глаз.

Но каждый раз в стопке, среди бумаг, завернутый в газету, лежал толстый кусок свежего хрустящего хлеба и маленькая баночка варенья.

Я думал об этой женщине, пока прощался с Ральфом, и смотрел, как он уходит, направляясь к трамвайной остановке. Я думал о ней, когда спрашивал Жанну и Жана, можно ли с ними поговорить.

Я думал об этой женщине, когда, закрыв глаза, говорил Жанне и Жану, что они для меня очень много значат и что их доброта помогла мне снова почувствовать себя человеком. Я сказал им, что они – мои маяки, которые, как предсказывала Лия, сами отыщут меня.

– И вы отыскали. Вы меня нашли, – сказал я. – Но, видите ли, думаю, может, ради выживания, а может потому, что очень тяжело быть настолько одиноким, я вытеснил воспоминания о папе и о моей семье. Я винил папу за то, что случилось со мной… с нами всеми. Но теперь я понял, что сам отрезал его от себя, а не наоборот. Наверное, мне просто слишком больно было вспоминать, кто я и откуда, потому что все это исчезло. Я забыл, кто я такой.

– Я так долго злился на папу, – продолжал я. – Я уже не видел его, не видел его любви, не принимал ее. Но теперь я его вижу. Хил Вайсман – вот как звали моего отца. И он живет у меня внутри.

Я не хотел, чтобы меня усыновили.

– Я должен найти в жизни собственный путь, последовать по стезе, которой папа хотел для меня и которую я сам для себя хочу, – сказал я Жанне и Жану. Я хотел поехать в другую страну, но сохранить верность своей родине, своему имени, своей религии и ценностям, которые родители прививали мне. То, что предлагают Жан и Жанна, добавил я, это настоящая мечта для любого брошенного мальчишки. Но я не брошенный. Теперь я знаю, кто я.

– Я – Ромек Вайсман. Я родился и рос в Скаржиско-Каменне, в Польше. Меня растили в еврейской общине, где все помогали друг другу, в вере и любви. Меня научили принимать и дарить эту любовь.

Глава двадцать третья

Простите, но я не хочу быть императором.

Это не моя профессия.

Я не хочу кем-то править и кого-то завоевывать.

Я бы хотел помогать всем, кому только можно, – евреям, христианам, черным и белым.

Мы все хотим помогать друг другу, мы так устроены. Хотим жить счастьем других, не их страданиями.

Мы не хотим ненавидеть или презирать друг друга. В этом мире есть место для всех, земля богата и может прокормить каждого.

Чарли Чаплин, из фильма «Великий диктатор»

Я подал документы на эмиграцию в Австралию. Но по какой-то причине Канада привлекала меня больше. Мне нравилось, что там идет снег, а природа похожа на Польшу.

Канада, сказала мадам Минк, открыла квоту для эмиграции примерно на тысячу евреев, пострадавших от холокоста, как это теперь называлось, включая мальчиков вроде меня. Однако в душе у меня были к этой стране вопросы. Во время Второй мировой войны около девятисот евреев сбежали из Европы на корабле Сент-Луис. США и Канада закрыли для судна свои порты, хотя достаточное количество их граждан было готово принять евреев у себя. В конце концов Сент-Луис вернулся в Европу. Некоторые европейские страны приняли часть пассажиров в качестве беженцев, но большинство оказалось в лагерях смерти. Плавание на