Мальчик А - [70]

Терри приезжал достаточно часто. Свидания в Форде проходили в более свободной, расслабленной обстановке. Здесь вообще напрягались значительно меньше, даже надзиратели выглядели если не добродушными, то хотя бы не такими угрюмыми и недовольными. В общем, оно и понятно. Надзиратели — тоже люди. И когда А об этом задумался, он пришел к выводу, что назначение на работу в тюрьму строгого режима вполне можно расценивать как наказание.

А как-то не верилось, что его выпустят на свободу, пока Терри не подтвердил, что да: выпустят, уже скоро. А никак не мог свыкнуться с этой мыслью. На самом деле, это была даже не мысль, а что-то настолько радостное и большое, что оно не укладывалась в голове. Просто не помещалось. Ему разрешили выбрать для себя имя. Правда, его это насторожило. Он подумал, что эта такая психологическая хитрость, очередной ловкий прием, чтобы залезть к нему в душу И поэтому он выбрал простое и самое обыкновенное имя. Нормальное имя, которое не раскрывает характер владельца. Собственно, он к этому и стремился: стать нормальным, обыкновенным.

В тот день, когда А стал Джеком, Терри подарил ему последнюю пару кроссовок. Ослепительно белые «Найки». «Air Escape». «Воздушный побег». Замечательное название. На пять баллов. И сами кроссовки — отличные. Самые лучшие из «Найков». Самые лучшие в мире. А на коробке написана фраза. Вроде как добрый совет. Не от Терри, а от самой Ники, богини победы, по имени которой, собственно, «Nike» и назвали «Найком». «Просто возьми и сделай». Да, именно так и надо. Возьми и сделай.

И уже в машине, которая с тем же успехом могла быть и самолетом, потому что она уносила его в другой мир, и мчалась так, что, казалось, сейчас взлетит, ему объяснили, что теперь у него вновь есть семья. Потому что теперь Терри стал его дядей.

U как в Uncle Дядя Терри

Терри просыпается с тяжким стоном. Алкоголь — это зло и проклятие, что-то такое из Дантова Ада. Чем больше пьешь, тем больше хочется пить — и все равно чувствуешь жажду. Это более изощренная пытка, чем тягать камни на гору. Он шарит рукой по столику у кровати в надежде найти там стакан с водой. Но ничего не находит и только потом вспоминает, что стакана там нет, потому что вчера он его не поставил. Забыл. Он чувствует, что уже рассвело, но пока не открывает глаза. Хочется отложить пробуждение хотя бы на пару секунд. Но будильник трезвонит, как сумасшедший. И какое, спрашивается, удовольствие лежать в постели, если этот противный пронзительный писк отдается в мозгах убийственным эхом? Он бы бросил в проклятую штуку тапком или чем-нибудь потяжелее, но будильник стоит на столе у компьютера. А в компьютере — важные файлы. Вся жизнь Джека в электронных документах. Так что с машиной следует обходиться бережно.

Он слышит, как сын гремит посудой на кухне. Может, снова готовит ему завтрак. Сын изменился с тех пор, как переехал сюда. Хотя, может быть, он изменился уже давно, но Терри это заметил только сейчас, когда они стали жить вместе и проводить больше времени друг с другом. Раньше Зеб был необщительным и угрюмым, к нему было не подступиться. На следующий год ему исполняется двадцать семь, Терри все правильно подсчитал. А самому Терри, стало быть, сколько? Он с трудом разлепляет глаза, кое-как поднимается и идет к зеркалу. Не самая удачная мысль.

Он как-то раз слышал по Радио-4, что Мик Джаггер взбесился, когда его фотографию опубликовали на обложке журнала «Saga». Терри пытается выковырять желтую слизь из уголков глаз — отекших и красных, как у блудхаунда. Если бы он выглядел так же бодро, как Джаггер, он бы не стал беспокоиться насчет своих опубликованных фотографий. В последнее время он себя чувствует таким же помятым и сморщенным, как яйца Кейта Ричардса.

— Завтрак готов, — кричит Зеб из кухни. — Придешь сюда? Или тебе принести в постель?

— Сейчас приду, — хрипит Терри в ответ.

Завтрак в постель. Зебеди и вправду взрослеет. На это ушло целых двадцать пять лет, но сын все-таки вырос. «Зебеди». Да, нельзя винить мальчика, что тот обиделся на родителей, выбравших ему такое имечко. Хотя назвали его в честь злого волшебника из «Волшебной карусели», а не в честь библейского персонажа. Тогда были совсем другие времена. Надо было назвать его Беном, в честь мистера Бена[36]. Это имя ему бы подошло: судя по тому, сколько работ он успел сменить.

Терри надевает халат и идет на кухню. Зебеди улыбается и салютует ему деревянной лопаточкой.

— Ты как, папа? Нормально? — интересуется он. — Мы вчера очень даже неплохо уговорили бутылочку виски.

На нем спортивная рубашка от Фреда Пери; тесные рукава подчеркивают рельеф мышц, вполне вероятно, наращенных на стероидах. Видимо, старина Фред снова в моде, думает Терри, раз Зеб его носит. Похоже, на всем, что он носит, стоит чье-то имя: Томми Хилфингер, Ральф Лорен, Донна Каран, Серджио Таччини. Сам Терри, когда был маленьким, тоже носил одежду с чужими именами — с именами прежних владельцев, написанными на бирках, нашитых с изнанки у ворота. Забавно, но он никогда не стремился иметь много денег, в отличие от многих тогдашних его друзей. Есть деньги — классно. Нет — не беда. Деньги — это всего лишь метафора, просто средство добыть то, что нужно, так что деньги, конечно, нужны, но не как самоцель; они не имеют действительной стоимости. Когда они новые, режут пальцы, когда они старые — воняют, так Терри всегда говорил о деньгах. А вот у Зеба подход совершенно другой. В этом смысле они очень разные.