Малайсийский гобелен - [38]

Вслед за процессией архиепископа шли древнезаветные животные из его родового зоопарка. Толпа ревела от удовольствия, как будто сама была большим зверем. Первой несли птицу, в честь которой и назван был праздник. Она дремала на поднятом кулаке птицевода, прикованная цепочкой к его кожаной перчатке. Клюв рогокрыла покоился на блестящем, безупречном оперении. Шагавший рядом флейтист играл убаюкивающую птичью мелодию. Далее следовали древнезаветные звери, чьи имена носили другие годичные празднества. Первым шел старый громадный алебард-ник, или, как его звали в народе, роголом. Три рога располагались один за другим на его огромной морде. Его поступь была тяжела и величественна. Наездник управлял им с помощью золотых вожжей, прикрепленных к носовому рогу.

За этой живой боевой машиной шагали двое других гигантских участников древних битв — те самые мамонты, подготовку которых к шествию я наблюдал чуть раньше. Фигурки погонщиков, примостившихся за их ушами, казались совершенно незначительными. За лохматыми метателями камней, пронзая толпу злобными взглядами, твердо шагали на массивных задних лапах гребневеки-кожаны.

За ними гнали тварей поменьше — квакающих и прыгающих желтых кольчужников; это были самые распространенные из древ-незаветных зверей; ротогубов; и стайку древесных снафансов, или проныр-хватачек, если пользоваться их вульгарным наименованием. Их пятнистая кожа блестела на солнце.

Последней тащилась добродушная туша, напоминающая гребенчатый воинский шлем, — Старый Бурдюк, на языке толпы. Два смертоносных костяных шипа были удалены с его длинного хвоста, но спинные пластины оставались в целости и сохранности. Это был самец и прекрасный экземпляр, его вели с помощью длинного шеста с цепью, что заставляло его высоко держать голову.

Публике нравилось созерцать всех этих величественных созданий.

Затем появились огромные картины, соответствующие духу праздника. Они громыхали по мостовым на тяжелых колесах, и на них изображались самые прекрасные и помпезные мифологические сцены, какие только смогли вообразить художники. Казалось, на площадь св. Марко вырвался на волю мир блистающих грез, и городской плебс бежал рядом с повозками, махая руками и испуская вопли восторга, как будто ничего иного не было в жизни этих мужчин и женщин, а только эти сверкающие видения. Рядом с ними более медленным и степенным потоком двигались уличные торговцы. Эти умело извлекали выгоду из аппетита, пробуждаемого общим возбуждением и свежим воздухом. Они предлагали все виды соков, газировок и спиртного, фрукты и закуски — как холодные, так и горячие, торты, пирожные, конфеты, печенье, халву и мороженое — словом, все виды сладостей, какие только можно было придумать. Воздух пропитался приятным ароматом. Можно было обонять одновременно и земное, и возвышенное запахи мирра и ладана мешались с запахами свежевыпеченного хлеба и пирогов.

Под вечер запахи станут не такими мирными, когда на кострах начнут сжигать еретиков — людей, верящих только в одного Бога, или тех, кто считал, что они произошли от обезьяны.

Наш экипаж с трудом пробирался через всю эту неразбериху. Армида дала указания извозчику, и мы свернули на боковую улицу, освободившись наконец от больших толп, и благополучно добрались до места неподалеку от Букинторо, куда пошли уже пешком.

Как прекрасен был Букинторо! Большие торговые дома расположились на южной стороне, а с севера были сады и неспешное течение реки. Дворцы были отделаны белым мрамором или местным камнем золотого цвета.

Северную сторону, как обычно по праздникам, перегородили изгородью, чтобы не допустить вторжения толп обывателей. Парадная площадь простиралась между элегантным новым Парковым Мостом и причудливым Старым Мостом с полуразрушенными домами. В длину же официальные границы площади с одной стороны отмечались статуей Деспота-основателя, находящейся напротив Главного Мага, а с другой — древней каменной церковью. Между статуей и церковью на всем пути развевались черно-голубые флаги. На башнях дворцов примостилось множество летающих людей, наслаждавшихся зрелищем церемонии.

Вооруженные рыцари гарцевали на скакунах в роскошных попонах, за ними следовали отряды алебардщиков и копьеносцев. Разнообразие в военное шествие вносили ополченцы, красующиеся в ярких одеяниях из шкур древнезаветных животных. Среди этого воинственного великолепия особое место занимали четыре тиранодона. При вступлении в Букинторо они вели себя капризно и норовисто, раздражаемые толпой и ошеломляющими звуками труб. Сатиры едва могли их удержать в одной линии. (Каждым монстром управлял сатир. Он восседал на его мощных плечах в удобном седле.) Скрученные кольцами хвосты тиранодонов были подняты вверх и маячили выше голов их наездников. Кончики хвостов золотыми цепями были привязаны к ошейникам. Хвосты чудовищ составляли основную их мощь, их нельзя было оставлять свободными. Я уже наблюдал эту варварскую компанию, когда проезжал утром по Старому Мосту. Сатиры украсили рога и головы животных венками и гирляндами из жимолости и листьев лавра.

Вдоль набережных порядочный шум производили группы трубадуров, наяривавших матросские мелодии. Там пришвартовалось большое число иностранных и малайсийских кораблей. Навидадианская шхуна, прекрасное трехмачтовое судно с высоким носом, и две джонки соседствовали с нашими триремами и галеасами, так хорошо приспособленными для опасных плаваний в Срединном море. Все эти суда были расцвечены сигнальными флажками, а их нок-реи были облеплены матросами.