Малая Бронная - [64]
В подставленную сумку из кривого алюминиевого таза посыпались черные ледяные катыши: бряк-бряк друг о дружку, полсумки. Все, отоварилась. Мама уже собралась идти на работу. Глянула на картошку.
— Давай быстренько ссыпем в корыто и зальем холодной водой, к нашему приходу будет годна для варки.
Так и сделали, а вернувшись в комнату, стали «завтракать».
Разлив кипяток в чашки, мама сняла с крышки чайника завернутый в холщовую влажную тряпочку хлеб. Он распарился, «потолстел», казался сытнее. Согревшаяся Аля благодарно смотрела на маму: все-то она знает, все умеет.
— Мам, и откуда ты знаешь все?
— От голодных двадцатых, и тиф, и осьмушка хлеба умудрили.
Когда вышли из дому, мама сказала:
— Так дальше нельзя, твоя рука не заживет, может наступить омертвление тканей вокруг раны. Поеду менять вещи на продукты.
— Куда?
— В деревню.
— Да какие у нас вещи?
— Моя кружевная шаль, синий костюм, долежался до дела, твои детские платья, обувь.
— Хорошо, но без меня ты не поедешь. Только вместе. — Мама не ответила.
На лекции Аля отсела подальше, решив написать Игорю, но в аудиторию вошел новый преподаватель. Осанистый, в распахнутом пальто на рыжем меху. Шапку он положил на кафедру, лысоватая голова крупная, лобастая и глаза большущие, светлые, веселые. Он приказал, властно и в то же время весело:
— Пересядьте в первые ряды!
Когда все сгрудились, мужчина сел напротив, ниже кафедры, и, как показалось Але, начал их пугать:
— Дорогие коллеги! В музее криминалистики, куда я надеюсь вас повести, вы увидите все орудия пыток, от иголки до электроприборов, от кнута и палки до специальных зажимов… Все виды узлов на веревках, снятых с удавленников, ибо не каждый умерший от задушения петлей сделал это сам…
Мороз по коже, и уже не только от холода… жуть какая-то. Не до письма, слушала не шевелясь, как и остальные. Криминалист встретился с ее глазами, и в его лице появилось озорство. Напугал и доволен.
— Лучше я напугаю вас во время учебы, чем вы впадете в столбняк на работе при виде человека, погибшего от насильственной смерти.
— Тяжело в учении, — улыбнулся староста Осип.
А криминалист сыпал ужасами, но почему-то было уже не так страшно. Знали, зачем он это делает? Наверное.
В перерыве Аля достала непроливашку и опять собралась писать Игорю. Но подошел Осип, посмотрел ласково:
— Ты, кажется, живешь недалеко? — Она кивнула. — Сбегай за бидончиком и прихвати сколько можно бутылок, к концу занятий привезут суфле.
Убирая непроливашку в портфель, Аля спросила:
— Осип, а кто этот наш «коллега»?
— Криминалист с мировым именем.
— Что это они все мировые? — пошутила Аля.
— Ничего удивительного, юридический институт эвакуировался, работы у них мало, эрудиция огромная, тяга обучать не меньше, а давать знания ниже своего уровня просто не умеют: высший класс! Ты все это оценишь, когда будешь заочницей юридического вуза.
— Я — заочницей?
— Конечно, как и все мы. Работать и учиться. Нормальное дело. Беги домой, скорей!
Осипу легко рассуждать, он фронтовик, а у нее, Али, нет такого преимущества — может, потому не способна она пока предвидеть свое будущее. Ей надо, непременно надо, вырваться туда, где побывали все эти ребята. Спускаясь с ним по лестнице, она не удержалась от иронии:
— Ты, конечно, знаешь, кем каждый из нас будет работать?
— В основном. Я и весь наш костыльный батальон — судьями. Две наши дамы — нотариусами, на большее не потянут. Кое-кто, у кого ноги целее, адвокатами. Ну а вы с Лизой — следователями.
— Это почему?
— Любопытные девчонки. — И Осип улыбнулся ей, как маленькой.
Примчалась домой, схватила бидончик, напихала полную сумку бутылок, стоявших под столами у Маши и Барина, вернулась, запыхавшись. Быстро раздала ребятам бутылки — и на занятия.
Их завуч, Мария Михайловна, что-то толковала на семинаре о гражданском праве, но Аля плохо слушала, наверное, потому, что у этой желтолицей от больной печени женщины не было мирового имени? Посмеялась над собой и тут же заметила, что и остальные не столько слушают преподавателя, сколько то, что делается за дверью. Наконец и Мария Михайловна услышала топот и громкие вздохи и сказала, ткнув пальцем в Реглана:
— Вы, как подходящая физическая сила, помогите буфетчице.
— Есть! — вскочил Реглан, бросив руку к папахе.
Вскоре послышались голоса, буханье полного бидона о лестницу, топот. Все сорвались в коридор, Мария Михайловна только рукой махнула.
Реглан тащил за ручки две сорокакилограммовые фляги, а с других сторон их несли буфетчица в грязном синем халате и майор милиции.
Первыми пропустили «костыльников», потом потянулись остальные. Буфетчица налила белую жидкость в бидончик Али, отдавая, взглянула и тихо ахнула:
— Ты с Малой Бронной!
Лицо буфетчицы худое, обветренное, а сама толстая; под халатом телогрейка, под нею пальто… Да это ж тетя Маша, продавщица из дядь Васиной палатки в их дворе!
— Как там у вас, живы?
— Пашу и Славика… — и Аля не договорила.
— Длинный, Пашка-то, на фронте был, а второй совсем пацанок, как же его угораздило? — спрашивала буфетчица, наливая следующим. — Вот Зинухе горюшко.
— На трудфронте бомбили… А вы как?
— Да как была, только в другом месте, одна, поплакать не с кем. Забегу к Зине, обязательно. Ну и горе-несчастье ей…
Автор публикуемых ниже воспоминаний в течение пяти лет (1924—1928) работал в детской колонии имени М. Горького в качестве помощника А. С. Макаренко — сначала по сельскому хозяйству, а затем по всей производственной части. Тесно был связан автор записок с А. С. Макаренко и в последующие годы. В «Педагогической поэме» Н. Э. Фере изображен под именем агронома Эдуарда Николаевича Шере. В своих воспоминаниях автор приводит подлинные фамилии колонистов и работников колонии имени М. Горького, указывая в скобках имена, под которыми они известны читателям «Педагогической поэмы».
Роман «Буревестники» - одна из попыток художественного освоения историко-революционной тематики. Это произведение о восстании матросов и солдат во Владивостоке в 1907 г. В романе действуют не только вымышленные персонажи, но и реальные исторические лица: вожак большевиков Ефим Ковальчук, революционерка Людмила Волкенштейн. В героях писателя интересует, прежде всего, их классовая политическая позиция, их отношение к происходящему. Автор воссоздает быт Владивостока начала века, нравы его жителей - студентов, рабочих, матросов, торговцев и жандармов.
С одной стороны, нельзя спроектировать эту горно-обогатительную фабрику, не изучив свойств залегающих здесь руд. С другой стороны, построить ее надо как можно быстрее. Быть может, махнуть рукой на тщательные исследования? И почему бы не сменить руководителя лаборатории, который не согласен это сделать, на другого, более сговорчивого?
Всё началось с того, что Марфе, жене заведующего факторией в Боганире, внезапно и нестерпимо захотелось огурца. Нельзя перечить беременной женщине, но достать огурец в Заполярье не так-то просто...
В лесу встречаются два человека — местный лесник и скромно одетый охотник из города… Один из ранних рассказов Владимира Владко, опубликованный в 1929 году в харьковском журнале «Октябрьские всходы».