Малая Бронная - [38]

— Демонтировать, упаковывать и грузить — это не станочки налаживать, не до мытья-бритья, так, девушки?

— И не иначе! — весело подхватила тетя Даша.

— Аля, выйдем, — опустил глаза Дима.

Встав, Аля скинула халат с вцепившимися заусенцами и обломанными стружками. Накинула тут же висевший жакетик, вышла, зная, как смотрят на нее женщины.

Аля шла за Димой по цеху, но и на улице он не остановился. Торопились зачем-то вдоль цехов с растворенными в пустую темноту дверями, и было там, за дверями, пугающе-уныло. Вышли к пакгаузам, на железнодорожную ветку. А там груженый состав. У паровоза два пассажирских вагона, возле них мужчины, женщины, даже дети. Но это далеко впереди. Дима остановился в хвосте эшелона.

На платформах — прикрытые брезентом, ватниками, даже одеялами станки. Есть вон и сверловочные. Дуга верха по-старушечьи обвязана старой зеленой скатертью со стола заседаний. И еще один, с накинутым мешком… Уезжают… Кто-то будет на них работать? Свои и новенькие, уральцы. А там, на Урале, Иванов говорил, даже цехов нет, сразу под открытым небом монтируют оборудование. Москва по сравнению с Уралом для этих станков рай, а людям каково будет там, на стуже? И все заново, монтаж, отладки станков, а людей больше половины необученных. Но не брать же всех отсюда, там столько эвакуированных, работу только давай. И про эвакуированных Аля слыхала от Иванова. Цех встал, а Иванов все оттягивал отъезд из-за Кати, торчал в цехе, рассказывал новости.

— Зачем увозят? — посмотрела Аля на Диму. — Мы уже привыкли под бомбежками работать.

— Начальству виднее…

Да, на крышах еще с августа дежурили два-три человека, сбрасывали зажигалки. А если грохнет фугас, так и от дежурных, и от цеха останется груда кусков, все вверх тормашками взлетит. Но в душе Аля была уверена: ничего не случится. И ведь так пока и было, обходилось.

Дима кивнул на станки:

— Теперь главное — скорее бы дошли. Мы их так подготовили, чтобы с ходу на фундамент и в работу. Большие потери продукции… Ну, прощайся с ними, может, здесь и твой сверловочный… полуавтоматы давно отправлены.

Дима отошел. Аля глядела на платформы, груз которых больше похож на свалку тряпья, каждый станок в своей одежке. А она сама что будет делать после отправки последнего эшелона? Вот это вопрос… Работа текла, менялась, но она была. Нужная, спешная, правда, в последнее время ее стало меньше, но она была, была… а дня через три не будет. Что же тогда? Аля растерянно обернулась.

— Простилась?

— Да. Спасибо…

— Уезжаю и я.

Она не знала, что сказать. Не под пули на фронт, а в глубокий тыл, где, говорят, даже нет светомаскировки. И она только кивнула.

— Приказ, — Дима кашлянул. — А давай вместе?

— Я такой «специалист», дороже везти, чем новых обучать.

— Будешь специалистом. Распишемся, и поедешь.

Она испуганно глянула в его ждущие глаза.

— Нельзя же!

Лицо его вытянулось, губы дернулись в злой усмешке:

— Как это я раньше не допер? У тебя небось дружок-лейтенантик завелся? Их сейчас в Москве полно.

Обида подтолкнула на ответ, которого себе не позволяла раньше, сказала откровенно:

— Он «завелся», когда я была малышкой, росли вместе. И он не в Москве, а на фронте.

— Все правильно, а я — дезертир.

— Зачем же так? Я же знаю, как ты бегал в военкомат. И оружие фронту… кто-то должен… Ты хороший. Не могу предать, понимаешь? И… и…

— И не любишь. Как на казнь еду. Хотя бы что-нибудь одно, фронт или ты.

— И фронт, и я — возможная гибель? — фыркнула Аля и, смутившись от неуместной сейчас шутки, опустила глаза на заляпанный мазутом асфальт.

— Буду один, как сыч в горах…

— И мне нет восемнадцати… — стала оправдываться она. — И мама… больна, но работает.

Зачем она все это лепечет? Жалость. Не хочется вовсе его разобидеть. А если бы Игорь вот утешал какую-нибудь свою новую знакомую? Нет, нет и нет!

— Дима, прости.

— Ладно, не бери в голову. Передай своим женщинам привет.

— Почему же сам не простился?

— Начнутся ахи, а то и слезы… Не люблю. Дай лапку, — и протянул свою сильную руку. — Прощай, птенчик, — сжал и тут же выпустил он руку Али и пошел было, но обернулся: — Если что не выйдет с лейтенантом, я буду ждать!

Глядя в его удаляющуюся фигуру, прямую, тонкую, Аля переполнялась раздражением. Не выйдет с лейтенантом… Он что, рассчитывает на гибель Игоря? Нет, Дима не такой. Просто надеется, с Игорем у нее ничего не будет. Да она сама о таком не думала: будет, не будет. Пусть уцелеет, это главное. И все же сомнение Дима заронил. Что может разрушить их с Игорем отношения? Смерть. Разве не погибла мама Димы в бомбежку? Вот отчего ему так плохо, а она ничем помочь не смогла. Как мучительно даже невольно обижать человека.

С перрона ушли последние люди. Паровоз с двумя пассажирскими вагонами скрылся за поворотом ветки, медленно плыли мимо Али последние платформы с оборудованием. Все, уехали.

Аля медленно возвращалась в цех. Смотрела на ровные, послушными рядками стоящие молодые, уже безлистые, деревца. Октябрь шел к середине. Только на газонах живой краской блестела трава, правда, не яркая, чуть коричневатая. И у подножий деревьев прозрачно-желтоватые листочки шевелятся от легкого ветерка.