Малая Бронная - [112]

— Приходится согласиться, — в тон ему ответила Вера.

Он усмехнулся и опять оглядел ее слишком внимательно.

— Ну, действуйте, желаю успеха.

Вечером в кабинете Климова собрались все юристы Песчанска. Открыл это маленькое совещание Шарапов. Винжего коротко сказал о задачах органов правопорядка в связи с приближающейся победой, намекнул на возможность амнистии. Все ожидали более подробного разговора, оживились, заговорили непринужденно.

— Отдохнуть хочу, хоть немного разгрузиться, — призналась судья, пожилая болезненная женщина с усталыми черными глазами.

— Этого не обещаю, — сочувственно сказал ей Винжего. — Отдых к вам придет только в виде замены фронтовыми юристами. Подумайте сами, какая волна дел нахлынет в суды: наследование, разделы, установление юридических фактов, истребование имущества. Не перечесть. С уголовными делами будет только временная передышка. Война, оккупация вызвали к жизни самое плохое, повылезли из своих нор воры, мошенники, а куда же они денутся? Немцы с собой не забрали. Так что покоя не ждите.

— Труднейшая работенка достанется Министерству госбезопасности, — вздохнул Черняк. — Вам цветики, а нам ягодки.

— Больно вы строги да придирчивы, — поморщился Франкин.

— А ты как думал? Бдительность — основа нашего дела.

— Ну-ну, валяй, бди. — Франкин был «под градусом», и Вера боялась, что это заметит Винжего. — Настоящая работенка будет у нашего защитника, хоть отбавляй, а, Петрунин, что скажешь?

— Не отказываюсь, всего будет вдоволь: и работы, и воздаяния, — густым басом прогудел Петрунин, его красное, налитое крепким жирком лицо выражало полное удовольствие. Больше дел — больше заработок.

— Воздаяние, — покачал головой Лучинников. — Ты, Петрунин, не радуйся, все же постесняйся немного.

— Да ведь я попросту, — оправдывался без малейшего смущения адвокат. Тугие щеки его собрались в складки, в улыбке показались золотые зубы. Вера перехватила брезгливый взгляд Винжего.

— Будем надеяться, что нашими юристами руководят прежде всего интересы блага государства и народа, — официально закончил совещание Винжего. Сейчас же вскочил Шарапов:

— Товарищи, разрешите от вашего имени поблагодарить Глеба Романовича и заверить, что мы приложим все силы…

— Бурные аплодисменты, — отчетливо вставил в речь Шарапова Франкин. Черняк фыркнул, Шура так и залилась колокольчиком. Винжего счел за благо обратить все в шутку, похлопал Шарапова по спине:

— Ясно, ясно, парад отменяется.

— Пьяный болван, — прошипел Шарапов. Франкин, не поднимая глаз, громко ответил:

— Пьяный — я, болван — ты.

— Скандал в благородном семействе! — хохотал Черняк.

— Люблю скандалы! — округлила Шура заблестевшие глазки.

Винжего, видимо, не любил скандалы и попросил проводить себя Лучинникова и Веру. Шарапов сразу остыл и поплелся сзади.

На вокзале Вера держалась в сторонке, но Винжего сам подошел прощаться.

— Я доволен вами, так и ведите дела, но не забывайте и скучную их сторону — документы. — Заметив, что Веру коробит покровительственный тон, Винжего мягко сказал: — Если понадоблюсь вам, буду рад этому и всегда помогу.

— Спасибо, — стесненно кивнула Вера и сейчас же отошла. Ну нет, подальше от начальства, а то наживешь беду раньше времени, а ей нужно продержаться как можно дольше…

После отъезда Винжего Лучинников, вызванный на работу по случаю его приезда, опять свалился, вновь обострение туберкулеза, которому не дали затихнуть. Климов не являлся на работу без объяснения причин. Все знали, что он ждет решения своей участи от райкома. Но Хлебникову было не до провинившегося прокурора, надвигался весенний сев.

Только один Шарапов был в прекрасном настроении. Его энергия так и забила ключом. Он не отмалчивался, как Климов, а вмешивался буквально во все, даже в Шурины канцелярские распорядки.

— Административный восторг, — определил поведение Шарапова Марк Франкин, но безропотно являлся на его вызовы и молча сносил выговоры и нотации. Вере пришлось взять все дела Лучинникова, он, как более опытный, вел самые сложные. А тут еще Шарапов в своем рвении изъял из милиции все не подследственные им, хотя и несложные дела.

— Чтобы к первому апреля все кончила. Тогда у нас их будет вдвое больше, чем в прошлые месяцы, да что месяцы, годы!

— А что это за дела? Только для счета. Люди работали, принесли вам на утверждение для направления в суд, а вы их забрали. Очень красиво.

— Ваше дело выполнять мои распоряжения!

— И не подумаю. Это же кража чужого труда.

— Вы ничего не понимаете, делайте как я говорю, потом спасибо скажете.

— Это за что же?

— За повышение.

— Вот оно что, — протянула Вера, понимая все его усердие.

— Верочка Сергеевна, теперь же, слышите, сегодня, подавайте заявление в партию, это так важно, — убеждал Шарапов.

— Я пойду, работы много, а то мы время теряем.

— Ну и дура, — обозлился Шарапов, но Вера даже не обернулась.

В первую очередь пришлось выполнять указание Винжего и привлекать к ответственности бухгалтера-ревизора Панкову, так легкомысленно ранившую душу Митьки-удавленника.

В Панковой Вера сразу узнала женщину, которую в новогоднюю ночь так горячо обнимал Черняк в спальне Смирновой. Узнав, что ее отдадут под суд, Панкова ничуть не испугалась. Приблизив к Вере свое полное, красивое лицо, она сказала негромко, но веско: