Максим Максимович Литвинов: революционер, дипломат, человек - [173]

Время не изменило литвиновского характера. В те годы началась кампания против космополитов. Это отразилось на облике квартиры Александры Михайловны. В ее кабинете висели портреты с дарственными надписями от шведского короля Густава-Адольфа, хранились различные подарки и сувениры. Когда в печати стали появляться статьи против «преклонения перед иностранщиной», Александра Михайловна сняла портреты и убрала все зарубежные подарки. Литвинов не мог этого не заметить и, конечно, высказал ей свое недоумение.

Этот инцидент, безусловно, не мог поколебать многолетнюю дружбу двух старых революционеров. Они по-прежнему часто видятся, продолжают переписываться. В письме из санатория в Барвихе Литвинов сообщает Коллонтай:

«Дорогая Александра Михайловна!

После нашего последнего телефонного разговора я получил Ваше письмо. Рад был узнать из него, что продолжаете работу над Вашим архивом.

Мои выступления имеются в двух изданиях: в сокращенном и дополненном, насколько помнится, под названием «В защиту мира». Когда вернусь в город – сообщу Вам точнее. У меня, кажется, сохранился экземпляр. Найдется, конечно, и в библиотеке МИД, если Вам срочно нужно.

Чувствую себя хорошо. Не столько от общества людей, сколько от растительности и воздуха. Гуляю много, но меньше, чем в предыдущие годы. Ремонтирую ноги. Очень жаль, что Вас здесь нет.

Повезло мне в отношении комнаты. Главное: в ней имеется телефон и радиоприемник, благодаря которому могу следить за несуразностями, что творятся на белом свете».

В ту осень в Барвиху приехал еще кое-кто из старых друзей. Как-то во время обеда в столовой произошел инцидент, о котором долго вспоминали. За столом рядом с Литвиновым оказался молодой человек, достигший высокого служебного поста и потому попавший в правительственный санаторий. Ему все не нравилось. Он по нескольку раз гонял официантку на кухню: то тарелка ему не нравится, то еда не так приготовлена, то еще что-нибудь не по его нраву. Литвинов не выдержал, стукнул кулаком по столу с такой силой, что ложки и вилки полетели на пол, и, глядя в упор на новоявленного барина, сказал:

– Иные молодые люди стали слишком требовательными. Но я хотел бы знать, что они дали Советской власти!..

Коллонтай часто упрекала Литвинова за то, что он не пишет мемуаров. Считала, что история революционной и дипломатической деятельности Литвинова будет очень важна для будущих поколений, для их воспитания на традициях ленинской партии. С просьбой засесть за мемуары к Литвинову обращались и многие другие товарищи. Максим Максимович либо отмалчивался, либо отвечал односложно: не привык писать.

Летом 1950 года из Лондона в Москву приехал давний знакомый Литвинова Эндрю Ротштейн. Только что в Англии пришло к власти второе после войны лейбористское правительство, получившее на выборах крохотный перевес. Литвинов подробно расспрашивал своего гостя о положении в Англии, интересовался настроениями английской интеллигенции.

– Почему не пишете мемуары? – спросил Ротштейн. И снова Литвинов ответил кратко:

– Не время писать воспоминания.

16 ноября 1950 года пришло письмо от Александра Трифоновича Твардовского, тогда исполнявшего обязанности секретаря Союза писателей. Он просил прибыть на торжественный вечер, посвященный 50-летию выхода первого номера ленинской «Искры». «Ваши воспоминания, – писал Твардовский, – связанные со столь знаменательной датой, нам, советским писателям, очень дороги».

К Твардовскому Литвинов поехал…

Это еще более воодушевило Коллонтай. В последние дни декабря 1950 года она снова прислала письмо, просила «все же взяться за мемуары». 18 января 1951 года Литвинов ответил ей: «Дорогая Александра Михайловна!.. Писать я, увы, разучился (физически), ибо за все время после революции я ничего от руки не писал и привык диктовать стенографистке. Теперь же диктовать некому. Так что следовать Вашему совету уже по этой причине не могу, не говоря о более серьезных причинах…» А одному очень близкому другу Литвинов ответил:

– Утром пишу, вечером рву.

Так он и не написал мемуаров.

Задумывался ли Литвинов над тем, как его долгую революционную и дипломатическую деятельность оценят потомки? Да, безусловно. Незадолго до кончины он написал несколько писем своей внучке, где в аллегорической форме поучает ее, как надо жить на свете, говорит о смысле жизни, о справедливости и честности. В одном их этих последних писем есть такие строки: «Пусть… продажные историки сколько угодно игнорируют меня, вычеркивают мое имя из всех своих трудов и энциклопедий…» Но в конце письма он высказывает надежду, что настанет время, когда вспомнят и о нем…

Литвинов постоянно обращался к трудам Владимира Ильича Ленина, а в последние годы это стало органической потребностью. Максим Максимович читает все, что написано о Ленине, и с горечью убеждается, что книг об Ильиче мало. А интерес к его личности огромный. В начале лета 1951 года Коллонтай прислала Литвинову книгу воспоминаний Надежды Константиновны Крупской о Ленине, которую он не смог достать в библиотеке. 2 июля Литвинов пишет Коллонтай:

«Дорогая Александра Михайловна,