Макс Сагал. Контакт - [44]

Кажется, местная атмосфера пагубно на него влияла.

— У меня тоже есть собака, — Погребной сделал внушительный глоток горячего напитка. И не поморщился.

Сагал пригубил только слегка, чтобы не обжечь рот.

Слишком сладко.

— Сибирская овчарка. Диком назвал. Шестьдесят килограмм меха и зубов. Настоящая машина. Осенью ему будку сколотил из березы. Внутри тулуп постелил, под него провел подогрев. Живет как царь. В день два кило мяса съедает.

— Мясо в обмен на цепь.

— Он охраняет мой дом, я ему за это щедро плачу. Мне государство тоже за безопасность платит. Жаль, не могу сказать, что щедро.

— Что бы выбрал Дик, будь у него выбор?

Дау внимательно следил за поведением Погребного. Когда капитан повышал голос или жестикулировал, пес начинал дрожать и рычать.

— В детстве я мечтал стать водителем трактора, как отец. Только когда подрос, водить стало нечего — трактор батя пропил. Но я его не виню, он воспитал меня в дисциплине. Без сюси-пуси и всего этого.

Погребной встал, прошелся вокруг стола и остановился напротив Сагала. Дау пригнул голову.

— Слушай, дело прошлое, я тебя позвал не выяснять, у кого яйца больше. В лесу я погорячился тогда, признаю. Но я хочу, чтобы ты понял кое-что. Я, ты и даже твой собак — все мы в одной лодке. Враг пришел на нашу землю и чувствует себя здесь как дома. Гадит где хочет, убивает наших соотечественников. А я не хочу найти на льду еще одно выпотрошенное тело кого-то из вас.

— Или тебя.

Лицо капитана исказилось в недовольстве, но он сдержался и продолжил.

— Мне нужно узнать о них как можно больше.

— Тогда сбейте их.

Сагал решил больше не забивать голову пустыми догадками о личности мистификатора. Он предложил выход из идеологического тупика — научно-военный эксперимент, так сказать. Один выстрел, и дымящиеся останки лягут на стекло микроскопа. Ответ будет быстрым и предсказуемым. Инопланетный корабль или подделка?

Предсказуемым!

Один выстрел…

Погребной театрально положил на стол спутниковый телефон.

— Думаешь, я об этом не думал? Один приказ, и к закату здесь будет развернут полк ПВО. Армада перехватчиков закроет небо, ни одна чайка не проскочит. Знаешь, почему я этого не делаю? — Погребной приложил указательный палец к виску. — Я понимаю ход их мыслей. Разведчик разведчика видит издалека. Они всего лишь малая часть чего-то большого. Их нельзя спугнуть. Они на чужой территории и рано или поздно ошибутся. Тогда я буду рядом, и мой автомат тоже. Живой «язык» спасет миллионы солдат в будущей войне. Мы его допросим и узнаем, когда планируется вторжение, узнаем численность их армии, завладеем их технологиями.

Сагал беспомощно выдохнул.

Погребной залпом проглотил остатки чая и вытер губы большим пальцем.

— Я могу не нравиться тебе, можешь не поддерживать мои методы и взгляды. Но кто защитит тебя, если начнется? Школота, которая твои ролики смотрит? Нет. Я! — он ткнул пальцем в грудь. — Именно я пойду ради тебя лежать в грязи, месить гной и кровь.

— Ради меня еще никто не месил грязь.

— Моли бога, чтобы этого не случилось на самом деле. О некоторых вещах не шутят.

Погребной подошел к запотевшему окошечку, протер его ладонью и вгляделся в безоблачное небо. Так и простоял несколько минут в тишине.

— Я знал, что это будет самым трудным испытанием… — он обернулся и Сагал впервые увидел Погребного без привычной маски уверенного и грозного командира. На него смотрел растерянный человек, отправленный начальством выполнять миссию, которая ему не по зубам. — Помоги найти их.

— Я не знаю как.

— Неважно, во что мы верим. Мы идем одной дорогой. Подумай. Каков их следующий шаг? У тебя должно быть что-то. Хотя бы укажи направление.

Сагал вспомнил рисунок на льду, вспомнил чип в шее охотника и скачущий по реке камень.

— У меня ничего нет. Никаких зацепок.

Погребной разочаровано вздохнул. Не поверил.

— Военврач рассказал мне о твоих мыслях по поводу происхождения некоторых ран у охотника. Не только тебя беспокоят странности в этом деле. Артист считает, что тело отравлено инопланетной заразой и его надо сжечь. Только что заходила Татьяна. Она уверена, что труп подложил Комаров, чтобы дискредитировать добрых пришельцев. Хоть эта версия и кажется мне дурной, но я обязан проверить ее, как и остальные.

— Я знаю Комарова, у него руки по локоть в собственной крови, чужой он мазаться не будет.

— Она предложила спросить мальчика. Если это правда, он должен знать. Мы, конечно, попытались, но он молчит. Может, ты с ним поговоришь?

— Почему я?

— Ты много времени провел с Комаровым и его детьми.

— Этого еще не было в семье.

— Ты знаешь их психологию.

— Именно поэтому я и не буду пытаться.

Капитан опять сел на стул, закинул по-хозяйски ногу на ногу.

— Расскажи мне о них.

Сагалу не хотелось распинаться перед капитаном. С человеком его формации спор обречен на провал. Как правило, Сагал обходил стороной ему подобных, предпочитая не тратить драгоценное время. Однако сейчас он сам находился на распутье. Давно не чувствовал себя настолько неуверенным в своих убеждениях.

— Комаров из тех, кто всегда должен все контролировать. Он нетерпим к иному мнению, жесток. Усыновляет только подобных себе — мальчиков, которых в прошлом унижали и избивали собственные родители. Такие дети легко внушаемы. Им запрещено без него уезжать из дома; нельзя читать определенные книги, смотреть телевизор, пользоваться интернетом. Это примитивный психокульт, в центре которого семья, и каждый должен вносить свою лепту для общего блага. Для сыновей Комаров почти бог. Они готовы ради него на все и никогда его не предадут.