Маковое море - [132]

«Почему встреча, которую она так ждала и на которую возлагала столько надежд, превратилась в злую пикировку?» — недоумевала Полетт. Но она не из тех, кто уклоняется от вызова. Ответный удар последовал, прежде чем она успела прикусить язык:

— О, вы чересчур мне льстите, мистер Рейд. Если кто и может состязаться со мной в перевоплощении, так это, несомненно, вы.

Несмотря на вой ветра и стук волн за бортом, в каюте возникла странная тишина. Захарий сглотнул и хрипло спросил:

— Стало быть, вы знаете?

Даже если б о его обмане возвестили с клотика грот-мачты, он бы не чувствовал себя разоблаченным жуликом больше, чем сейчас.

— Простите, я не хотела… — глухо выговорила Полетт.

— Я тоже не хотел вводить вас в заблуждение относительно моей расы, мисс Ламбер. В наших разговорах я намекал… нет, я пытался сказать… поверьте…

— Разве это важно? — мягко перебила Полетт в запоздалой попытке сгладить свой выпад. — Ведь любая наружность обманчива. Все хорошее и плохое, что в нас есть, не зависит от покроя одежды или цвета кожи. Что, если мошенник мир, а мы в нем белые вороны?

В ответ на это слабое оправдание Захарий пренебрежительно тряхнул головой:

— Для меня сие слишком мудрёно, мисс Ламбер. Прошу вас изъясняться прямо. Скажите, почему вы решили открыться именно сейчас? Ведь не за тем, чтобы уличить нас в обоюдном лукавстве?

— Нет, причина совсем иная. Знайте же, я пришла от имени наших общих друзей…

— Это кто ж такие?

— Например, боцман Али.

Захарий прикрыл рукой глаза; вряд ли что могло уязвить его сильнее, нежели имя человека, которого некогда он считал своим наставником.

— Теперь все ясно, — сказал он. — Вот, значит, как вы узнали о моем происхождении. Вы сами надумали этим меня шантажировать или боцман подсказал?

— Шантажировать? Как вам не стыдно, мистер Рейд!

*

Ветер был так силен, что Ноб Киссин-бабу не осмелился стоять на исхлестанной дождем палубе. Хорошо, что он покинул центральную каюту и квартировал в рубке, иначе путь к фане был бы невероятно долог. Но даже эти немногие ярды, отделявшие его от трюма, он не решился преодолеть на ногах и под прикрытием фальшборта медленно продвигался на четвереньках.

Задраенный трюмный люк открылся, едва приказчик легонько в него постучал. Маятник лампы высветил лица боцмана Али и ласкаров; из качавшихся гамаков команда наблюдала, как Ноб Киссин пробирается к камере.

Приказчик ни на кого не смотрел, кроме человека, ради которого сюда пришел, и думал лишь об исполнении своей миссии. Перед решеткой присев на корточки, он подал Нилу ключи:

— Вот, возьмите. Пусть они помогут вам обрести мукти…^[77] — Ноб Киссин задержал руку Нила в своей ладони. — Теперь вы видите мать Тарамони? Посмотрите в мои глаза. Она здесь? Во мне?

Нил кивнул, и приказчика обуяла неудержимая радость:

— Точно? Она во мне? Значит, время пришло?

— Да. — Глядя ему в глаза, Нил снова кивнул. — Она там. Я вижу ее материнское воплощение. Время настало…

Приказчик обхватил себя за плечи; теперь, когда шелуха прежней оболочки вот-вот будет сброшена, он вдруг почувствовал странную нежность к телу, что так долго ему служило. Повода оставаться в трюме больше не было, и Ноб Киссин выбрался на палубу. Заметив Калуа, приказчик вновь опустился на четвереньки и пополз вдоль фальшборта. Переждав волну, чуть не смывшую его с палубы, он обнял обвисшего великана и прошептал ему на ухо:

— Потерпи. Еще немного, и ты обретешь свободу, твоя мокша совсем рядом…

После того как Тарамони полностью в нем проявилась, он стал ключом, способным отворить любое узилище, где томились страдальцы, заточенные мнимыми различиями этого мира. Промокший и измученный качкой, но вдохновленный осознанием своей новой сути, Ноб Киссин направился к кормовым каютам. Как всегда, он остановился у двери Захария, надеясь услышать свирель, и уловил тихий шепот.

Приказчик вспомнил, что именно здесь по знаку свирели началось его преображение, и вот теперь, как и было предсказано, все вернулось на круги своя. Рука его нырнула к амулету и достала свернутую бумажку. Прижав листок к груди, Ноб Киссин закружился по коридору, и шхуна будто поддержала его танец, вздымаясь на волнах в ритме вальса. Охваченный чистейшей радостью полного блаженства, приказчик закрыл глаза.

Воздев руки, он все еще вальсировал, когда в проходе появился мистер Кроул.

— Пандер, пиздюк хренов! — рявкнул помощник, обрывая танец крепкой оплеухой. Взгляд его упал на листок, который съежившийся приказчик сжимал в руке. — Это что? Дай-ка сюда.

*

Полетт отерла хлынувшие ручьем слезы. Она и представить не могла, что разговор войдет в столь враждебное русло, но это произошло, и лучше не усугублять ситуацию.

— Толку не будет, мистер Рейд. — Полетт встала. — Теперь ясно, что весь наш разговор — большая меприс… ошибка… Я пришла сказать, что ваши друзья крайне нуждаются в помощи, и поговорить о себе… но бесполезно. Все мои слова лишь углубляют наше непонимание друг друга. Лучше мне уйти.

— Погодите! Мисс Ламбер!

Мысль потерять ее повергла Захария в панику. Он вскочил и слепо ринулся на ее голос, забыв о тесноте каюты. Пальцы его тотчас наткнулись на ее руку, и он хотел их отдернуть, но те не подчинились, а большой даже уцепился за ее рубашку. Полетт была так близко, что Захарий чувствовал тепло ее дыхания. Рука его забралась ей на плечо, а затем переползла к затылку, где остановилась, исследуя незащищенный пятачок шеи между воротником и забранными под бандану волосами. Странно, что когда-то он испугался, представив ее ласкаром; странно, что хотел навеки укутать ее в вельвет. Незримая в темноте, в своем новом облике она казалась еще желаннее, а ее изменчивость и неуловимость делали ее совершенно неотразимой. Сами собой губы Захария сомкнулись на губах Полетт, открывшихся ему навстречу.