Макамы - [49]

И добавил:

— Горе тому, кто с адабом незнаком, и достоин похвал, кто его добывает упорным трудом. Так, возбудив во мне восхищение, он ушел и покинул меня в огне огорчения.

Перевод А. Долининой

Оманская макама (тридцать девятая)

Рассказывал аль-Харис ибн Хаммам:

— С тех пор как щеки мне покрыл пушок и стал кудрявиться мой лобок, возымел я к странствиям неодолимую страсть, в далекие страны мне захотелось попасть. По степям и пустыням, не слезая с верблюжьей спины, в долины спускаясь и поднимаясь вверх, на холмы, готов был без устали ездить я от жилища к жилищу и от пепелища к пепелищу, посещая места известные и глухие, на пути встречая источники свежие и колодцы сухие, устремляясь в дорогу вновь и вновь, пока ноги махрийских верблюдов[270] не стопчутся в кровь и пока не сотрутся копыта быстрых коней, истомленных усталостью долгих путей.

Наконец надоело мне по пустыням скакать — я задумал Оман[271] повидать. Выбрал я надежный корабль, погрузил на него припасы: тюки с товарами, дорожные сумы, воды и пищи запасы; с тревогой в душе взошел на корабль, в неразумии себя упрекая, Аллаха моля о спасении и обеты ему давая.

Тьма ночная окутала небеса; мы приготовились поднять якоря и поставили паруса. Но неожиданно наших ушей достиг с берега громкий крик:

— О вы, идущие в море со страхом или без страха согласно воле Аллаха! Хотите я буду вашим проводником и поведу вас верным путем, от опасностей оберегая, от мучений дорожных избавляя?!

Мы ответили:

— Хорошо, пусть сияние твоих знаний светит нам впереди, как верный друг, нас верным путем веди!

Незнакомец спросил:

— Возьмете ли вы попутчика, не обремененного грузом тяжелым, но наделенного нравом веселым? Займет он места немного, а в его пропитании положитесь на бога.

Мы решили, что просьба для нас легка и не жаль нам куска для проводника. Он же, взойдя на корабль, возопил:

— О всевышний, сей корабль от бед сбереги, от опасностей в бурных морях нам помоги! Доводилось мне слышать от ученых мужей, что всевышний в премудрости своей именует невеждами не тех, кто знаний не получил, а тех, кто незнающих плохо учил.

Известно нам от пророков заклинанье чудесной силы, многих оно спасло от могилы. Заклинание это я не стану от вас скрывать — не в моих привычках молчать. А вы словам моим усердно внимайте, хорошенько запоминайте, поступайте согласно заветам пророков святых и учите тому же других. Заклинанье сие — талисман отплывающих в море, охраняет владеющих им от погибели в бурном просторе. В дни потопа владел им наш праотец Ной[272] — так он жизнь сохранил и себе и животным, которых он взял с собой. В истории этой нет ни слова обмана, чему свидетельством служит известная сура Корана[273].

Вслед за историей Ноя поведал наш спутник речистый много других историй, затейливых и цветистых. И словами всевышнего закончил ловко: «Плывите в нем, во имя Аллаха его движение и остановка»[274].

А потом, вздохнув глубоко, как влюбленный, страстью своей утомленный, или верующий, в молитве склоненный, он сказал:

— По воле господней корабль я буду вести, от бед охранять в пути и помогать вам полезным советом — Аллах мне свидетель в этом!

Продолжал аль-Харис ибн Хаммам:

— Все внимали ему, восхищенные, красноречием упоенные, а сердце мое наконец подсказало разгадку того, что тьма ночная скрывала. Я сказал:

— Заклинаю тебя Аллахом, который любой обман обнаружит, — признайся, ведь ты Абу Зейд ас-Серуджи?

Он ответил:

— Ты прав, нетрудно было о том догадаться — ведь за тучами солнце не может долго скрываться.

Свет радости душу мою озарил, я счастливый случай благословил. Надул паруса нам попутный ветер, и в море вышли мы на рассвете. С ясного неба солнце светило приветно, и время в пути бежало для нас незаметно. Другу старому был я так рад, словно в руки попал мне несметный клад. Как жаждущий, который не может напиться, я не мог с Абу Зейдом наговориться.

Вдруг ветер неистовый налетел, и сразу над нами небосвод потемнел. Высокие волны стали в борта ударяться с размаху, спутники наши потеряли память со страху. Спеша укрыться от страшной бури, корабль мы к острову повернули: со стихией в спор мы не хотели вступать и решили на суше попутного ветра ждать.

Буря долго не унималась; ни еды, ни воды у нас не осталось. Голод плавателям грозил. И тогда Абу Зейд предложил:

— Если будем недвижно сидеть у воды, не высидим ни крошки еды. Не лучше ль в глубь острова нам пойти, счастья с тобой попытать в пути?

Я ответил:

— С тобою пойду я всюду, верной тенью шагать по стопам твоим буду, терпелив и покорен, как подошвы сандалий, но душу живую здесь мы встретим едва ли.

По острову долго мы блуждали, надежду совсем уже потеряли, от жажды и голода истомились и от усталости с ног валились. Как вдруг увидели перед собой высокий дворец, окруженный стеной. В стене ворота железа литого, а в воротах рабы стоят и глядят сурово.

Приходится путь по лестнице снизу всегда начинать; без веревки воды из колодца никому не достать — вот и мы, чтобы попасть к господам, обратились сначала к рабам, а они печальны, удручены, словно тяжкой болезнью больны. Спросили мы юношей о причине печали, но они упорно молчали, в ответ не промолвили ни слова, ни хорошего, ни дурного. Мы подумали: «Может быть, это мираж, манящий издалека? Может быть, мы за пламя костра приняли огонек светляка?» И сказали: