Махтумкули - [25]

Шрифт
Интервал

Без тебя, моя жизнь, пусть душа улетает, страдая.
Ты со мной — и не нужно мне пери, не нужно мне рая!

Сидящие полукругом суфии разом вскинули головы, оборотили их к Нуретдину. На лицах их читались отвращение и озлобленность. Устрашающим басом один сказал:

— Замолкни, нечестивец!

Нуретдин не намерен был отступать без боя — не в его правилах было это. Он встал, чтобы удобнее говорить было, набрал в грудь побольше воздуха. Его дернули за полу: не ввязывайся. Однако покорность никогда еще не была источником мира — низенький широкоплечий суфий вскочил, подошел, нервно облизывая губы и поигрывая сжатыми кулаками.

— То, что ты сейчас произнес, повторишь при самом таг-сире! Понял? Иначе сорок раз пожалеешь о сказанном!

Нуретдин тоже напыжился, сжал кулаки.

Споры, случалось, доходили и до потасовок. Похоже, дело шло к этому. Махтумкули повернулся к коротышке, примиряюще сказал:

— Спешить никогда не следует, ибо ум заключается не столько в знании, сколько в умении применить знание на деле, учил великий Эристун[31]. Для того, чтобы идти к тагсиру, нужно иметь более веский аргумент, нежели два стиха Алишера Навои, прозвучавшие после доброго обеда на поле благословенного медресе Ширгази.

Широкоплечий коротышка злобно облизнул потрескавшиеся губы, однако задираться больше не стал.

— Пойдемте работать, — обратился Махтумкули к окружающим, и они один за другим стали подниматься.

9

Махтумкули клонило в сон.

Он отложил в сторону книгу, помедлил, раздумывая, стоит идти прогуляться перед тем, как лечь, или не стоит. Решил, что стоит. Однако не успел накинуть на плечи халат, как порог перешагнул гость.

— Салам алейкум!

— Шейдаи? — удивился Махтумкули. Почему-то ни с того, ни с сего вспомнились стихи гостя:

Ты предаешься праздному веселью,
Ты всем готов способствовать безделью,
Вина ты выпил с той же самой целью, —
И льется в душу Шейдаи любовь.

Обнявшись, они похлопали друг друга по спине.

— Только что о тебе шел разговор, — сказал Махтумкули. — Почему так поздно?

— Позже объясню. Я не один. — Шейдаи выглянул наружу. — Что стоишь? Входи.

Вошел рослый смуглый джигит, поздоровался. Шейдаи слегка торжественным тоном представил:

— Курбанали Магрупи!

Махтумкули слышал о таком, читал некоторые его стихотворения, но самого поэта видел впервые и потому смотрел с откровенным интересом. Магрупи отвечал тем же, не стеснялся — он тоже был заинтересован. Шейдаи смотрел на них улыбаясь.

Он был старше Махтумкули года на два, но поступали они в медресе Ширгази одновременно. Подружились почти сразу, так как у обоих был пытливый, ищущий ум, одинаково поэтические сердца. А характером Шейдаи больше на Нуретдина смахивал — оптимизма не занимать было, остроумия, желания повеселиться, попроказничать. На дутаре играл, пел и даже ортодоксальных суфиев не любил, как Нуретдин. Впрочем, Махтумкули тоже их не жаловал, лишь сдерживался.

Расстелили сачак, появился чай. Магрупи объяснил, что приехал из Ахала, чтобы поступить в медресе.

Три молодых человека, три поэта. Все трое — выходцы из простого народа, переживают за его безысходную судьбу, за жизнь невыносимую. Поэтому, конечно, и разговор вскоре вышел за пределы учебных интересов. Шейдаи заговорил о том, что хивинский хан бросил войска на Мангышлак и требует с тамошних туркмен огромную подать. Махтумкули в свою очередь коснулся положения гургенцев, своих земляков.

Не находит народ опоры, нет выхода из тупика. В постоянном страхе люди живут. Много алчных ртов, мало доброго участия. Ходили слухи, что большинство мангышлакских туркмен откочевало?

— Это не слухи, это правда, — кивнул Шейдаи на вопросительный взгляд друга. — Часть к Серахсу откочевала, часть осела на берегах Амударьи. Положение у них — не позавидуешь, и не с кем посоветоваться, как поступать дальше.

Повисло молчание. Все трое думали о лишенной перспективе жизни: куда ни глянь, куда ни ткнись — всюду огонь, и нет конца распрям. Неужто так и не придется увидеть мирных, спокойных дней?

Магрупи задумчиво проговорил:

— Даже не верится, что наступит такое время, когда кончится кровопролитие.

— Наступит! — уверенно заявил Махтумкули. — Жизнь не стоит на месте, она изменяется. Пусть медленно, незаметно для нас, но изменяется. Кто знает, какой она будет через сто или двести лет, возможно, все люди заживут в благоденствии, и наши сегодняшние мечты станут обычными, никого не удивляющими буднями.

Дверь распахнулась, вошел статный человек в шелковом халате и белом тюрбане. Это был преподаватель медресе Нуры Казим ибн Бахр. Все встали, поклонились, прижимая к груди скрещенные руки. Нуры Казим тем же жестом ответил на приветствие.

Он был сирийский туркмен. Приехал сперва в Бухару. Оттуда перебрался в Хиву и уже третий год преподает в медресе тарыкат и арабский язык. Своей молодостью он заметно отличался от остальных преподавателей — те люди в летах, почтенные старцы, а ему только что тридцать исполнилось. Но несмотря на молодость, это был всесторонне образованный человек, и пустой затеей было спорить с ним по вопросам шариата, тарыката или религиозной философии. Он не только прекрасно разбирался в литературе и истории Востока, но был и довольно умелым врачом, так как, обладая феноменальной памятью, почти наизусть знал «Канон врачебной науки» Абу Али ибн-Сины


Еще от автора Клыч Мамедович Кулиев
Суровые дни

Классик туркменской литературы Махтумкули оставил после себя богатейшее поэтическое наследство. Поэт-патриот не только воспевал свою Родину, но и прилагал много усилий для объединения туркменских племен в борьбе против иноземных захватчиков.Роман Клыча Кулиева «Суровые дни» написан на эту волнующую тему. На русский язык он переведен с туркменского по изданию: «Суровые дни», 1965 г.Книга отредактирована на общественных началах Ю. БЕЛОВЫМ.


Непокорный алжирец. Книга 1

Совсем недавно русский читатель познакомился с историческим романом Клыча Кулиева «Суровые дни», в котором автор обращается к нелёгкому прошлому своей родины, раскрывает волнующие страницы жизни великого туркменского поэта Махтумкули. И вот теперь — встреча с героями новой книги Клыча Кулиева: на этот раз с героями романа «Непокорный алжирец».В этом своём произведении Клыч Кулиев — дипломат в прошлом — пишет о событиях, очевидцем которых был он сам, рассказывает о героической борьбе алжирского народа против иноземных колонизаторов и о сложной судьбе одного из сыновей этого народа — талантливого и честного доктора Решида.


Чёрный караван

В романе К. Кулиева «Черный караван» показана революционная борьба в Средней Азии в 1918–1919 годах.


Рекомендуем почитать
Последний бой Пересвета

Огромное войско под предводительством великого князя Литовского вторгается в Московскую землю. «Мор, глад, чума, война!» – гудит набат. Волею судеб воины и родичи, Пересвет и Ослябя оказываются во враждующих армиях.Дмитрий Донской и Сергий Радонежский, хитроумный Ольгерд и темник Мамай – герои романа, описывающего яркий по накалу страстей и напряженности духовной жизни период русской истории.


Грозная туча

Софья Макарова (1834–1887) — русская писательница и педагог, автор нескольких исторических повестей и около тридцати сборников рассказов для детей. Ее роман «Грозная туча» (1886) последний раз был издан в Санкт-Петербурге в 1912 году (7-е издание) к 100-летию Бородинской битвы.Роман посвящен судьбоносным событиям и тяжелым испытаниям, выпавшим на долю России в 1812 году, когда грозной тучей нависла над Отечеством армия Наполеона. Оригинально задуманная и изящно воплощенная автором в образы система героев позволяет читателю взглянуть на ту далекую войну с двух сторон — французской и русской.


Лета 7071

«Пусть ведает Русь правду мою и грех мой… Пусть осудит – и пусть простит! Отныне, собрав все силы, до последнего издыхания буду крепко и грозно держать я царство в своей руке!» Так поклялся государь Московский Иван Васильевич в «год 7071-й от Сотворения мира».В романе Валерия Полуйко с большой достоверностью и силой отображены важные события русской истории рубежа 1562/63 года – участие в Ливонской войне, борьба за выход к Балтийскому морю и превращение Великого княжества Московского в мощную европейскую державу.


Над Кубанью Книга третья

После романа «Кочубей» Аркадий Первенцев под влиянием творческого опыта Михаила Шолохова обратился к масштабным событиям Гражданской войны на Кубани. В предвоенные годы он работал над большим романом «Над Кубанью», в трех книгах.Роман «Над Кубанью» посвящён теме становления Советской власти на юге России, на Кубани и Дону. В нем отражена борьба малоимущих казаков и трудящейся бедноты против врагов революции, белогвардейщины и интервенции.Автор прослеживает судьбы многих людей, судьбы противоречивые, сложные, драматические.


Под ливнем багряным

Таинственный и поворотный четырнадцатый век…Между Англией и Францией завязывается династическая война, которой предстоит стать самой долгой в истории — столетней. Народные восстания — Жакерия и движение «чомпи» — потрясают основы феодального уклада. Ширящееся антипапское движение подтачивает вековые устои католицизма. Таков исторический фон книги Еремея Парнова «Под ливнем багряным», в центре которой образ Уота Тайлера, вождя английского народа, восставшего против феодального миропорядка. «Когда Адам копал землю, а Ева пряла, кто был дворянином?» — паролем свободы звучит лозунг повстанцев.Имя Е.


Теленок мой

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.