Махно. Полковая казна - [55]

Прошедшие отбор заключенные были переведены в отдельный барак. В течение недели мы прошли минимальный курс молодого бойца. Затем, под охраной взвода солдат войск НКВД, были погружены на баржу, и отправлены на большую землю. По прибытии нам выдали обмундирование, оружие и на машинах, все так же под охраной НКВД, отправили на передовую.

Командиром роты был назначен капитан Котоменок, сухощавый, немного веснушчатый сорокапятилетний блондин. Поджарый, как гончая, он был высокого роста, с длинными руками и лицом со впалыми щеками. Он редко улыбался своей железной улыбкой, свои зубы он оставил в подвалах «дома на Литейном».

Командиров взводов и отделений, он назначил, исходя из тех документов, которые ему были на нас предоставлены. Я попал в первый взвод, нашим командиром назначили Колю Лидовского, совсем молодого парня, попавшего в лагерь прямиком из военного училища, где он на учебных стрельбах застрелил своего командира роты, за издевательство над ним в процессе обучения.

Это уже потом в штат роты входили: восемь офицеров, и четыре сержанта «постоянного состава», а пока командиры взводов и отделений назначал командир роты.

Нас накормили на полевой кухне. Порции были полновесные, и варево было сытным и достаточно вкусным. Выдали нам и сухие пайки, состояли они из разных баночек, в том числе в одной был американский сыр, в другой были сосиски. Было и наше украинское сало и немного сухарей. Сухие пайки были рассчитаны на трое суток.

К вечеру мы были уже в окопах. Котоменок собрал комвзводов и поставил перед ними боевую задачу. На острие атаки на деревушку, находившуюся на стратегической высоте, была наша рота. А общая картина была такова. Батальон, в который входила наше подразделение, должен был нанести удар по противнику и освободить деревню. В последствие с этого небольшого плацдарма, должно быть развито наступление наших войск, на этом участке, позволявшее частям второй армии выйти из окружения.

Деревушка была надежно укреплена противопехотными огневыми точками и эшелонирована двумя рядами окоп. Задача была практически не выполнима, но у Котоменка был свой план действий. Заключался он в следующем. Силами полковой артиллерии под утро должна быть проведена артподготовка наступления из всех стволов, после которой должно начаться наступление. Так вот артиллеристам был отдан приказ за пятнадцать минут до конца артподготовки, перенести огонь дальше позиций противника. Наша рота, уже во время артподготовки, скрытно должна выдвинуться в направлении деревни, а когда огонь будет перенесен дальше позиций противника, мы пойдем в атаку. Предложение было конечно безумное, но давало небольшой шанс развить успех за счет неожиданности.

Выдали нам по двадцать патронов и по две гранаты, усиление составляли четыре станковых пулемета «Максим», по одному на взвод. Мы пытались, хоть немного поспать перед боем, но сон не шел. Я лежал в окопе и глядел в летнее ночное небо, затянутое серыми облаками, плывущими почти над самой головой. Вспоминались эпизоды из жизни. В основном вспоминал родных. Больше всего вспоминалась Агаша и ее слова, которые она произнесла при последней нашей встрече.

И вот началась артподготовка. Командир роты отдал приказ,

– В атаку бойцы, и чтоб я ни звука не слышал. Ползем молча, и не гремя костями. Когда пойдем в полный рост всем идти молча – .

Мы ползли, прижимаясь к земле и цепляясь за нее, как будто боясь, что она оттолкнет нас от себя. Внутри меня все дрожало, но адреналин уже начал вырабатываться организмом и мышцы напряглись сами собой, а мозг начал лихорадочно работать, просчитывая всевозможные варианты развития событий, хотя я ни разу не ходил в атаку и вообще не был в такой обстановке.

Расчеты командира были точны, и когда наша артиллерия перенесла огонь внутрь немецких позиций, мы были уже перед окопами противника. Не скажу, что в едином порыве, но мы поднялись почти одновременно и безмолвными привидениями двинулись на немецкие окопы. Немцы заметили нас слишком поздно. Мы стреляли, в упор, уже находясь в их окопах, а потом кололи штыками, били прикладами и резали «финками» и «заточками». Это безмолвное нападение вселило страх во врага. Никто из нас не проронил ни слова. Немцы дрались ожесточенно, но кричали и визжали, когда их резали, как свиней. Все было кончено в считанные минуты. Заняли первую линию обороны мы без потерь, но Котоменок не дал нам ни секунды промедления и скомандовал,

– Вперед, на вторую линию обороны. Пулеметчики, занять позицию. Рота, в атаку, вперед! -.

Пулеметчики тут же открыли огонь по позициям врага, облегчая нам атаку. Мы, все так же молча, серой массой, в белесой утреней дымке, двинулись на вторую линию противника. Но то ли мы быстро наступали, то ли артиллерия затянула артподготовку, но в атаку мы шли под завывание наших снарядов, некоторые из которых не долетая до противника взрывались, и вызывали потери в наших рядах. Но мы не останавливаясь, и уже почти бегом атаковали позиции противника. Когда мы были возле немецких окопов, здоровенный мужик, по имени Фрол, выхватил саперную лопату, готовясь прыгнуть в окоп, и уже выбрал жертву своего нападения. Но в этот момент рядом с нами разорвалась мина. Один осколок, как топором отсек голову Фрола, и она полетела вперед его, в окоп к немцам, с широко раскрытым ртом и вращающимися глазами. Все это я увидел за доли секунды. В следующий момент, Фрол, уже без головы, спрыгнул в окоп, ухватил намеченную жертву за грудки, и обрушил на того всю мощь удара саперной лопатой. От всего этого, волосы у меня на голове встали дыбом. А немцы, увидев, что русские, даже без головы могут воевать, как пробки из бутылки с шампанским, повыскакивали из окопов и улепетывали до ближайшего лесочка, беспорядочными группами.