Махмуд-канатоходец - [23]
Зал бесновался. Восторженные крики смешались с воплями, что Махмуд не борец, а шайтан, что это дьявол, что это джинн, ибо человек не может совершить такое.
Правитель Тегерана подозвал Махмуда к себе:
— Скажи, пахлаван, приходилось ли тебе знать поражения?
— Пока нет.
— А приходилось ли тебе встречаться с богатырем Палван-ата?
— Нет,— ответил Махмуд,— если не считать тех случаев, когда я смотрел в зеркало или в тихую воду колодца.
Правитель соображал не очень быстро. Он был последним, кто понял, что Махмуд и Палван-ата — одно и то же лицо. Но зато, когда понял, побледнел и затрясся в бессильной ярости.
— Ты обманул нас, нечестивец! Ты распустил слухи, что вид твой ужасен, что ты похож на ангела смерти, а ты простой человек... Раб,— крикнул правитель негру Али, — если проиграешь, закую в цепи! Иди.
Пожалуй, из всех сегодняшних противников Али был наиболее достоин сражаться с великим Палван-ата. Он был силен и ловок, гибок и хитер. Но Махмуд не растратил еще и части своих сил. Напротив, он чувствовал себя прекрасно. В десятой победе сомнения быть не могло. И все же поединок был упорным. Перевес клонился то в одну, то в другую сторону. Негр уже два раза коснулся рукой пола, но и Махмуд однажды с трудом избежал роковой подсечки. Борцы то сплетались в стремительной схватке, то расходились и стояли друг против друга, наклонившись голова к голове. Четыре руки: две черные, как ночь, и две темно-коричневые от загара — висели, словно упругие плети. Но вот Махмуд решительно рванулся вперед, и противник упал на одно колено.
— Раб,— завопил правитель Тегерана,— если ты ляжешь, я убью тебя! Если победишь, дам свободу.
Борцы вновь сошлись в тесную схватку, и Махмуд почувствовал, что тело противника чуть ослабело. Легкая дрожь охватила мышцы.
«Еще бы,— подумал Махмуд,— легко сказать: свобода или гибель».
Да, тело негра заметно ослабело. Крик тирана не придал ему новых сил.
Махмуд увидел мокрое от мгновенно выступившего пота лицо негра и его широко открытые глаза с синеватыми белками. Хорезмиец удобно захватил негра, ногой обвил его ногу, и все поняли, что судьба поединка решена. Зрители замерли.
Еще немного... и вдруг Махмуд повалился на арену, увлекая за собой противника. Хорезмиец упал спиной, и лопатки его плотно прижались к глиняному полу арены.
Никто не ожидал такого исхода. Негр, уже готовый к поражению и смерти, был изумлен больше других. Он медленно поднялся и, увидев лежащего на полу пахлавана, растерянно огляделся.
— Победа! — вопили придворные.
— Слава черномазому! — орали стражники.
— Слава аллаху! — провозгласил краснобородый судья.— Вознесите три молитвы!..
Из Персии через Кандагар лежала дорога в далекую Индию. Махмуд снаряжался в путь, когда во двор караван-сарая вошел негр Али. Он робко подошел к Пахлавану, долго мялся, не находя нужных слов, а потом решился.
— Я знаю, ты нарочно поддался мне, нарочно дал себя побороть.
— Нет,— ответил Махмуд.— У меня подвернулась нога.
— Зачем ты не хочешь сказать мне правду? — умолял Али.— Разве тебе не нужна моя благодарность? Разве ты не хочешь, чтобы я всю жизнь был твоим рабом и следовал за тобою повсюду?
— Нет,— ответил Махмуд.— Я не хочу, чтобы ты оставался рабом. Ты и так был им слишком долго. У меня просто подвернулась нога. Ты получил свободу и деньги, езжай на родину. Там твоя сила пригодится.
— Как хочешь,— грустно сказал Али.— Но я всегда буду помнить тебя и благодарить. Ты дал мне жизнь и подарил свободу.
Махмуд проводил чернокожего друга до западных ворот города и стоял на башне, пока тот не скрылся вдали.
Махмуд направился в Индию. Он выехал через восточные ворота, а ночью, на привале в степи, он расстелил кошму, лег, по привычке заложив руки под голову, смотрел на ясные звезды и долго не мог заснуть. Он думал о том, что иногда поражение приносит больше радости, чем победа, что не только в силе красота человека, и если ты оказал услугу товарищу, то не хвастайся этим и никому не говори, как было дело.
Кошка с мышью, кошка — тигр!
Кошка с тигром, кошка — мышь!
сердцу нет иной,
чем ты, земля родная!
Зайн ал-Абидин Магараи
Так, по следам, на многие века оставленным руками мастеров из Хорезма, Махмуд дошел до сказочной страны, что лежит к югу от ослепительных вершин Памира и Гималаев, до страны великих рек и непроходимых джунглей, до страны мирного и трудолюбивого народа.
Он вступил на многострадальную землю Индии.
В те времена Индия состояла из сотен княжеств, мелких и крупных царств.
Два года прошли, прежде чем Махмуд добрался до страны, которой правила молодая и красивая царица Ропой.
Мастера из Хорезма находились здесь. Об этом говорили вещи. Тысячи вещей. В домах висели хивинские ковры, уличные торговцы продавали цветы с подносов работы кятских медников и чеканщиков, женщины шли по воду с кувшинами, будто только вчера изготовленными в мастерских Ургенча.
Два года странствий по Индии не прошли для Махмуда даром. Он узнал много новых языков и наречий, научился разбираться в обычаях и нравах. Он не спрашивал, где хорезмийцы, а узнавал только, откуда их изделия. В течение трех дней Махмуд пересек страну царицы Ропой и дошел до столицы, где небольшой слободой на окраине жили его соотечественники.
