Маханакхон - [52]

Сценарий был скверный, но не то чтобы совсем. Потому что Огневский как раз мог считаться спецом и когда-то даже получил звание мастера спорта по стрельбе из крупнокалиберных пистолетов. Форму тоже более-менее удавалось держать, хотя стрелять из лодки по лодке – до такого он в своих тренировках не додумался…

– Пригнитесь пониже, – сказал Андрей, взводя затвор и прижимаясь к борту.

Когда противники подойдут на двадцать пять метров, у Огневского будет короткое окно, в котором он уже сможет вести более-менее прицельную стрельбу, а они – еще нет. Этот промежуток нужно использовать по максимуму.

Вражеские лодки приближались, они шли бок о бок, поднимая снопы белых брызг.

Андрей выглянул из-за борта. Мощным усилием воли заставляя себя не торопиться, сделал несколько выстрелов по левой лодке.

Ни в кого не попал, но немного пристрелялся в новых условиях. А главное, хоть бандиты и ответили парой залпов, но те не выбили даже щепки из бортов. Видимо, Андрей таки угадал: у этих молодчиков разрядов по стрельбе не имеется. Значит, вот оно, заветное окошко безнаказанной пальбы.

Андрей поднялся в стойку, насколько это было возможно. И стал не торопясь, хорошо прицеливаясь, стрелять.

В левой лодке были двое. Один отстреливался из-за форштевня, второй был на руле. Стрелок лег с четвертой пули Огневского. По рулевому Андрей выдал еще три патрона, но достать того не получилось, он был почти скрыт бортами.

Огневский опустился, перевел дыхание. Плевать на рулевого, править и стрелять одновременно он все равно нормально не сможет. Пора приняться за вторую команду.

На правой лодке стрелков было аж двое. Болваны палили почём зря – видимо, были большого мнения о своих навыках.

Один из бандитов упал с третьего выстрела и красиво свалился за борт. Его товарищ тоже недолго бы простоял, в магазине у Огневского было еще пять патронов. Но Андрей вдруг почувствовал за правым плечом струю горячего воздуха – пуля, едва не задела. Преследователи уже совсем рядом, окошко закрылось!

Это сбило Андрея с волны. Он кое-как выпустил по противнику остаток магазина, задел-таки в бедро, но сильно ли, было не разглядеть.

Огневский спрятался за корму, уже изрядно изрешеченную выстрелами, отработанным до автоматизма движением заменил магазин.

– Ум, вы как? – прохрипел он.

Его спутница сидела на полу, съежившись, не поднимая головы, но крепко держала руль одной рукой.

– Окей на кха! – прокричала она. Даже под обстрелом настоящая тайская девушка не забывает о вежливом «на кха».

Ну что же, преимущество Огневского в стрельбе стоило его преследователям двух бойцов. Оставались один раненый и двое здоровых. Но оба невредимых бандита – на руле. И стрелять нормально они смогут, только отпустив управление и встав в стойку. Нужно достать их прежде, чем они это сделают.

«Занятия в тире, раунд два», – злобно прошептал Андрей и приподнялся.

Только для того, чтобы снова укрыться за обшивкой борта.

Рулевой с левой лодки привстал и, не отпуская руля, палил по Огневскому. Толку от такой стрельбы было бы мало, держи он в руке пистолет, как его товарищи.

Но у этого был небольшой автоматический карабин, кажется натовский «Мини-Берилл». Он особо и не старался целиться, палил очередями по корме лодки Огневского. Расстояние уже сильно сократилось, и при такой скорострельности он вполне мог рассчитывать на попадание.

«Дождаться, когда он будет перезаряжать… – думал Огневский. – Тут я его и доста…»

Его мысли оборвал протяжный женский крик. Голос был очень тонкий, словно детский, и столько было в нем отчаянной боли, что Андрея пробрала дрожь.

– Ум!

Лодка закачалась и стала крениться – девушка выпустила руль. Она свернулась на полу калачиком, зажимая плечо, красно-розовое от крови. Похоже, одна из очередей пробила деревянную обшивку насквозь и задела его спутницу.

Огневский лег рядом, прикрыв ее своей рукой, все еще слыша, как стрекочет автомат.

– Держись, – прошептал он ей в ухо, – главное, лежи спокойно. Ни в коем случае не вставай, поняла?

Она не ответила.

– Поверь мне. Главное, лежи тихо. Я разберусь с ними и помогу тебе.

Без рулевого нечего было и думать о том, чтобы оторваться.

Что тут было делать? В голову приходил только один маневр, который, как и рукопашные приемы против стрелков, всегда казался Огневскому сказочным. Что ж, ничего не оставалось, кроме как проверить.

Огневский не любил японских учений. Они казались ему калькой с китайских, причем в процессе копирования куда-то утратилась свойственная Китаю глубокая человечность, а на ее место пришла фанатическая идея «долга» и «чести», возведенная в невыносимый, нелепый абсолют.

Но есть одно японское выражение, которое Андрей очень ценил. «Сиката га най» – «по-другому никак». Эту фразу обычно понимают в пассивном смысле, как признание невозможности, мол, «ничего не поделаешь». Но Огневский трактовал ее иначе: бывают ситуации, когда выход только один, и не важно, насколько он труден или невероятен.

Если выжить нельзя иначе как «сделав сказку былью», придется делать.

Андрей заглушил мотор. Лодка легла в дрейф поперек курса преследователей. Он выпрямился, удерживая баланс, – остановившаяся посудина сильно качалась. Поднял пистолет, сделал вид, что целится.