Маханакхон - [50]

«Вот так Савил, – подумал Огневский. – Уже тогда был не промах…»

– В деревне мы прибежали в полицию, – продолжил монах, – всё рассказали. Но когда к вечеру полицейский катер прибыл на остров, там уже никого не было, хотя они всё обыскали. Только холодный, вконец растерзанный Паланг. Страшный человек, видимо, решил добираться до берега вплавь. Мы не знали, доплыл ли… Нас временно поселили в большой людный монастырь, но велели никому из братии не рассказывать, чтобы не поднимать панику. Немного оправившись, трое моих молодых учеников вернулись в мир. А мне предстояла самая сложная борьба в жизни – вернуться на жуткий остров, где были замучены два моих духовных чада, и восстанавливать там монастырскую жизнь. Я мог отказаться, но понимал: если уступлю ужасу, он меня уничтожит. И я не уступал, хоть первую неделю был там почти один, с единственным послушником, ничего не знавшем об убийствах.

Первым делом я сжег старый жилой корпус, где погиб Сэтаас, во очищение от скверны; мы жили в шалашах. Я так и не знал, что это был за зеленый камень, погубивший Паланга и поселивший в моем сердце кошмар. Но однажды, где-то через год, приехал возмужавший Му Лангдуан. Он принес много денег – щедро пожертвовал на восстановление обители. Это на его средства мы возвели потом статую бога, дабы навсегда очистить это место от зла. «Вам больше нечего бояться, учитель, – сказал Му, – убийца мертв». Оказывается, страшного человека звали Гоча, он был грузин. Не знаю, что это за нация, я в фарангах не разбираюсь… Му пошел к своим старым друзьям по банде. Они отыскали убийцу, тот скрывался в Паттайе. «Больше он никого из нас не потревожит», – сказал Му.

Я принял щедрое пожертвование, но удивился, зная, как беден был Савил, когда пришел в монастырь. Я хорошо запомнил, что для него наша скромная жизнь, с питанием раз в день, не была чем-то особенным, мальчишка и до пострига жил почти так же. Му хитро улыбнулся: «Этот изумруд удалось хорошо продать». Пройдоха не только успел разбить мотор на лодке убийцы, он еще и подхватил зеленый камень, который тот выронил в борьбе с Палангом! «Это не воровство, – заявил Му серьезно, – Сэтаас оставил изумруд нам троим: мне, Эйю и Хинхою – в тот вечер, когда он позвал нас прощаться. Сказал, что троим молодым парням деньги нужнее. Но и вас велел не обижать, хорошо пожертвовать на монастырь. Мы не могли поверить такому подарку, но Сэтаас добавил: „Однажды за этим камнем могут прийти – и тогда помоги нам Просветленный“. Этот камень – большая, известная драгоценность в России. Там есть люди, очень опасные люди, которые считают его своим и захотят получить его обратно. Сатаас сказал, чтобы мы всегда были готовы». – «Но тогда… – спросил я. – Ты не боишься, что за камнем придут снова? Такие же, как этот Гоча, или еще хуже?..» – «Вполне возможно, – ответил Му, – и поэтому я послушаюсь Сэтааса, я буду готов. Могу и вам обеспечить хорошую охрану». – «Не нужно, – был мой ответ, – я тоже буду готовиться, но по-своему. Я должен победить ужас, который Сэтаас и Гоча поселили в моем сердце. И если кто-то придет, я должен встретить его смело, без страха, как посланца кармы». И вот, ты пришел…

Рассказчик поднял глаза на Огневского.

– И ты совсем не страшный, – слегка улыбнулся он.

– Буду считать это комплиментом, – растерянно ответил Андрей.

Остановись, мгновение

Выйдя от настоятеля, Огневский и Ум с полчаса сидели молча на берегу, спрятавшись от солнца под пальмой, среди сверкающего тропического пейзажа, ставшего местом кровавой трагедии.

Наконец за ними пришла лодка. У руля оказался другой рыбак, объяснил, что у старого Тоя сильно заболела спина.

Никто из монахов не вышел их проводить. Андрей сидел у кормы, смотрел, как отдаляется монастырский остров, и всё думал о том, что случилось здесь двадцать лет назад. Он даже не ощущал кожей тугих лучей полуденного солнца – таким холодом пахнуло на него от этой истории.

А вот лодочник – сухопарый мужик с бегающими глазами, сидевший у руля в метре от Андрея, – похоже, страдал от жары. Сильно потел, пытался закрыть лицо руками. Еще рыбак, называется, как же он каждый день по такому зною лодки водит?

Огневский машинально отметил эту странность лодочника, стал держать его в поле своего внимания.

– Каков наш Савил Лангдуан, – сказал Андрей, обратившись к Ум по-английски. Незачем было местным жителям знать подробности расследования. – Зря ему дали прозвище Му [Свинья. – тайск.], никакая он не свинья, он настоящий Сыа [Тигр. – тайск.]. Не просто ведь спас себя и своих друзей. Из кровавого ужаса вышел миллионером.

– Да, – грустно улыбнулась Ум. – И мы с вами, как монахи в храме Ват Пха Луанг, будем класть головы в пасть этому Тигру.

– Отличное сравнение, – улыбнулся Андрей, – и боюсь, что вы правы… Теперь, пожалуй, ясно, что за «серьезные господа» играют против нас с самого начала расследования. Получается так: неугомонный Шестов вышел на след некоего большого изумруда, любовь к дорогим камням «с историей» – нередкая причуда среди богачей. Ума и средств Сергею не занимать, он стал подбираться к самой главной тайне Савила, раскрытие которой грозит тому большими неприятностями. Ладно еще скандал из-за того, что капитал Лангдуана основан на продаже ворованной драгоценности, возможно, принадлежащей по праву российскому государству. Главное, что, как и двое его друзей, Савил, видимо, до смерти боится «серьезных и страшных» людей, которые захотят вернуть себе камень. Что же он сделал с Шестовым? Неужели убил… А Рачавади? Или тут он ведет еще какую-то, возможно политическую, игру?