Махабхарата. Рамаяна - [51]

То было воистину страшной войною!

Один — слоновидный, другой — слонотелый,

Сверкали, казалось, клыки, а не стрелы!

Казалось, что поле — от падавших с гневом

Бесчисленных стрел — зашумело посевом.

Казалось, что поле войны непрерывным

Струящихся стрел заливается ливнем.

Казалось, что стрелы и день побороли,

Всеобщую ночь воздвигая на поле.

Те двое, что всё украшали живое,

Из рода людского те лучшие двое, —

Почувствовали ратоборцы усталость,

Но с мужеством сердце у них не рассталось!

Следили за ними в небесном чертоге

Святые мужи, полубоги и боги,

Смотрели и праотцы, радуясь громко,

Как славно сражаются два их потомка.

А те, пламенея, сходились в сраженье,

Постигнув могучее вооруженье,

Искусно свои применяя приемы:

Все тонкости битвы им были знакомы!

То мнилось: Карна, сын возничего гневный,

Одержит победу в борьбе многодневной,

То Арджуна, мнилось, короной венчанный,

Врага одолеет отвагою бранной.

Той битвы жестокостям невероятным

Дивились мужи в одеянии ратном.

Распался весь мир в эти дни на две части:

Все звезды на небе желали, чтоб счастье

Досталось Карне, а земные просторы, —

Леса, и поля, и долины, и горы, —

Для Арджуны быстрой победы хотели.

Повсюду в земном и небесном пределе

И боги и люди кричали пристрастно:

«Карна, превосходно!», «Сын Кунти, прекрасно!».

Земля сотряслась: на истоптанном лоне

Шумели слоны, колесницы и кони.

Из глуби земли выползал постепенно

Опасный для Арджуны змей Ашвасена.

Его существо было гневом объято:

Сжег Арджуна мать Ашвасены когда-то.

И змей, увидав ратоборцев деянья,

Подумав, что время пришло воздаянья,

В стрелу превратился на поприще брани

И вот у Карны оказался в колчане.

Тогда потемнело вблизи, в отдаленье:

Вселенную стрел закрывало скопленье.

Земля из-за их густоты совокупной

Для воинов сделалась труднодоступной.

И со́маки, и кауравы от страха

Тряслись при смешении ночи и праха,

Во тьме, что возникла от стрел быстролетных,

Дрожали воители ратей бессчетных.

Сходясь, расходились противники снова:

Устали два тигра из рода людского!

Двух лучников лучших, блиставших отвагой,

Обрызгали боги сандаловой влагой,

Небесные девы прелестной гурьбою

По тропам надмирным приблизились к бою,

Повеяли пальмовыми веерами,

А Индра и Сурья, восстав над горами,

Простерли к воителям лотосы пальцев

И вытерли потные лица страдальцев.

Карна, оперенными стрелами мучим,

Поняв, что не справится с мужем могучим,

Решил: он метнет среди гула и воя

Стрелу, что берег для последнего боя.

Он вынул стрелу, что врагов устрашала

И чье острие — как змеиное жало.

Она обладала губительным ядом;

Лежал порошок из сандала с ней рядом;

Ее почитали, как страшного духа…

Карна тетиву натянул вплоть до уха,[126]

Прицелился в Арджуну грозной стрелою,

Недавно змеей извивавшейся злою,

Стрелою, чьим предком был змей Айравата.

Теперь обезглавит она супостата!

Весь мир засветился, всем людям открытый,

И с неба посыпались метеориты.[127]

Увидев змею, засверкавшую в луке,

Миры вместе с Индрой заплакали в муке:

Не ведал Карна то, что видели боги:

Змея превратилась в стрелу силой йоги!

Царь мадров[128], возничий Карны, — молвил Шалья:

«Твою, мощнорукий, предвижу печаль я,

Метни в сына Кунти стрелу поострее,

А этой достичь не дано его шеи».

Карна возразил ему, ярость являя,

С огромною силой стрелу направляя:

«Бесчестье — стрелу устанавливать дважды.

Мне это не нужно, — да ведает каждый!»

И в голову Арджуны, яростью вея,

Метнул он стрелу — сокровенного змея.

Сказал: «Ты погиб, о Пхальгу́на, Багряный!»

Стрела, точно пламень прожорливый, рьяный,

Взвилась, понеслась по небесным просторам,

Как волосы, их разделила пробором,

И стало везде громыхание слышно.

Увидел ее, огневидную, Кришна,

Ужасную, — смерти предвестье, — зарницу,

И быстро ударом ноги колесницу

Он в землю на локоть вдавил, и пригнулись

К земле скакуны, — и на ней растянулись!

Все боги, на небе следя за стрелою,

Могучего Кришну почтили хвалою,

Речами они огласили пространство,

Цветы ниспослали[129] — героя убранство.

Послышались также и львиные рыки:

Он, демонских сил сокрушитель великий,

Свою колесницу, — сей славный возница, —

Заставил на локоть во прах погрузиться,

И цели стрела не достигла желанной,

Но с Арджуны сбила венец несказанный.

Прославленный всюду людьми и богами,

Украшенный золотом и жемчугами,

Сияющий пламенем чистым и грозным,

И солнечным светом, и лунным, и звездным, —

Был Брахмой, создателем нашей вселенной,

Для Индры венец сотворен драгоценный,

А Индра, суровый глава над богами,

Вручил его Арджуне, ибо с врагами

Богов, — бился с бесами Арджуна юный.

Ни Шивой, ни влаги владыкой Варуной,

Ни богом Куберой, Богатства Таящим,

Ни палицей и не трезубцем разящим,

Ни воинской мощью, ни славой небесной

Венец еще не был низринут чудесный,

А ныне Карна его сбил при посредстве

Коварного змея, желавшего бедствий.

Красивый, блестящий, пылающий, сбитый

Не острой стрелой, а змеей ядовитой,

Свалился венец: за высокой горою

Так падает солнце вечерней порою.[130]

Змеи ядовитая, злобная сила

Венец с головы сына Кунти свалила, —

Как будто бы Индра, громами играя,

С горы, многоплодной от края до края,

Сбил быстрой стрелой громовою[131] вершину!

И небо, и землю, и моря пучину

Стрела содрогнуться заставила в муке,

Казалось, что были расколоты звуки,