Магия лжецов - [46]
В тот миг мне даже в голову не пришло, что она принадлежит ей. Я ее нашла, а потому сейчас она была моей.
При виде имени Сильвии на одной из последних страниц мое чувство собственничества было оправдано. Это зацепка. Улика. А от улик нельзя отказываться.
Я швырнула полотенце в коридор через открытую дверь спальни. Оно приземлилось на полу ванной с мокрым шлепком. Затем, даже не взглянув на ковер, где до этого лежала тряпка, я прислонилась спиной к матрасу, открыла дневник и начала читать.
На следующее утро я проснулась поздно; кожу покалывало. Я по-прежнему опиралась на матрас, зад от долгого сидения на полу онемел. Дневник был открыт на странице, которую я читала, прежде чем уснуть: на записи, сделанной несколько лет назад. Верхняя часть страницы чернела плотными строчками символов, стрелками, соединяющими нечто, похожее на уравнения, и записанными крест-накрест цифрами, которые могли означать что угодно. Все это было похоже на записки сумасшедшего. Зато нижнюю часть страницы занимал абсолютно адекватный текст. Я читала его, пока готовила кофе, в одной руке держа дневник, а другой – проливая воду на стол.
Дневник оказался весьма странным. Уже в середине я начала задаваться вопросом, о ком же он рассказывает на самом деле. Некоторые записи явно делались от лица школьного учителя, в них упоминались встречи, родительские собрания и беспокойство из-за аттестации. Однако по большей части он был полон одержимости одним заклинанием. Наверное, именно ему была посвящена верхняя половина листа. Запись начиналась с размышлений о процессе накопления магии: «Я пыталась рассматривать ее как стеклянную молнию, но это не помогло. Тогда я прибегла к принципу «кровь как песок», однако не хватило уровней яркости. Я уже решила, что будет лучше обратиться к теории губки из медленно растущих корней…» – которые к концу страницы переросли в типичный пример педагогической нестабильности. «Иногда мне кажется, что я играю в гляделки: если моргну – то умру. Если остановлюсь хотя бы на секунду и задумаюсь о том, что, возможно, не так хороша, как они думают, то из комнаты выйдет весь воздух и я задохнусь».
Описываемое Сильвией давление казалось мне безумным. Я прочла всего лишь четверть, а уже чувствовала, как оно нарастает. Непрестанные попытки быть достаточно хорошим, достаточно умным, достаточно сообразительным человеком, который заслуживает находиться в Осторне. Человеком, который, скорее всего, проводил эксперимент с теоретической магией, но был к ней еще не готов, а потому не справился и оказался разрезанным пополам, лежащим на полу библиотеки. Даже не знаю, так ли глубоко заблуждается НМСУ по поводу того, как погибла Сильвия.
Тут на моем телефоне сработало напоминание: пора идти на работу, Айви. Я допила остатки кофе и, немного поколебавшись, все же отнесла дневник в спальню.
Склонив голову, я снова попыталась разглядеть в буквах на стене закономерность, приснившуюся мне вчера, когда я чуть не залила ковер вином. Ответ вертелся на кончике языка, мелькал на периферии сознания, как подслушанный разговор: звуки отчетливо слышны, но слов не разобрать. Если бы только я могла…
В руке у меня зажужжал телефон. На экране высветился незнакомый номер, и я чуть не нажала «отбой». Последние несколько дней странные телефонные номера играли слишком большую роль в моей жизни. Но я взяла себя в руки раньше, чем моя трусость заставила меня перевести звонок на голосовую почту.
– Айви Гэмбл? – В голосе на другом конце провода сквозила терпеливая усталость сотрудника клиентской службы. – Вам звонят по поводу вашего запроса на документацию по делу о смерти Сильвии Кэпли.
МСУшники.
– Да, здравствуйте. Спасибо, – живо откликнулась я в надежде, что, если мой голос будет звучать достаточно вежливо и оптимистично, мне действительно сумеют помочь.
– В настоящее время, – тем же тоном продолжил голос, будто я ничего не говорила, – данные о нахождении запрашиваемой медицинской карты отображаются неверно. Мы предпринимаем все шаги по оформлению отчета о результатах местонахождения и предоставим вам обновленные данные в течение следующих шести-двенадцати недель.
Чтобы переварить формальные расплывчатые фразы, мне потребовалась минута, после чего я выругалась.
– Вы ее потеряли?
Повисло долгое угрюмое молчание.
– В течение следующих шести-двенадцати недель мы предоставим вам обновленные данные относительно состояния запроса на отчет о результатах местонахождения. Хорошего вам…
И не договорив, чего же именно хорошего он мне желает, человек повесил трубку.
– Они его потеряли, – выдохнула я, глядя на время окончания звонка на экране телефона. – Отличная работа, МСУ. Это дело все больше напоминает мне хреновый сон. – И сердито покосилась на приколотые к стене письма, будто это они были виноваты в пропаже документа. Я злилась сильнее, чем должна была. Я что-то упускала из виду.
Я развернулась, чтобы выйти из спальни, оставить позади голый матрас, дневник, письма на стене и пролитое на ковер вино. Но повернуться спиной к письмам оказалось сложнее, чем я думала. Закрыла за собой дверь и со щелчком замка вновь стала тем человеком, каким была день назад. Той версией Айви, что смеялась, флиртовала и вписывалась в это место.
