Магический круг - [26]

Говоря серьезно, в самом лучшем случае путешествие из Вены до Кетчума нельзя было назвать комфортабельным, а Лафу было почти девяносто лет. Из-за неустойчивой высокогорной погоды поездка туда даже из соседнего штата сопряжена с серьезными сложностями. Что он задумал?

— Лаф, как бы мне ни хотелось встретиться с тобой после многолетней разлуки, на мой взгляд, это не слишком разумная идея, — сказала я ему. — Кроме того, из-за похорон я уже пропустила целую неделю на работе. Я не уверена, что мне удастся вырваться.

— Дорогуша, — сказал Лаф. — Мне кажется, я знаю, каким вопросом ты хочешь меня озадачить. И мне известен ответ. Поэтому, пожалуйста, постарайся приехать туда.

Уже почти засыпая, я вдруг вспомнила одно давным-давно забытое событие. Мне припомнился первый раз, когда Серое Облако ранил меня. Я увидела капельки крови, выступившие, словно рубиновое ожерелье, на моей ноге там, где он провел своим острым лезвием. Я не заплакала, хотя была еще очень маленькой. Мне запомнился сам цвет, красивый, удивительно красный — животворная кровь, вытекающая из моего тела. Но я не испугалась.

Я не видела этот сон с самого детства. И сейчас, когда я погружалась в тревожное забытье, он пришел ко мне вновь, так неожиданно, словно до сих пор просто поджидал удобного случая на каком-то подсознательном уровне.

Я была одна в лесу. Я заблудилась в чаще темных, мокрых деревьев. От влажной лесной почвы поднимался густой туман, подсвеченный редкими стрелами света. Под ногами пружинил ковер из пропитанных дождем сосновых игл. Сначала я потеряла из виду Сэма, а потом потеряла и его следы. Становилось слишком темно, чтобы следовать дальше по его знакам, как он учил меня. Оставшись в одиночестве, я испугалась. Что же мне делать?

Я могла бы подождать наступления рассвета. В моем рюкзачке было все, что нужно: гранола,[11] яблоко и теплый свитер. Я никогда прежде не ходила в большие походы, разве что в ближайший кемпинг с одной ночевкой, но мне ужасно захотелось тайно отправиться за Сэмом в первый день его тива-титмаса.

Сэм был старше меня всего на четыре года, но начал ходить в такие походы с десяти лет. То есть к двенадцати годам, не добившись пока нужного результата, он отправился в пятое путешествие. Все в племени молились, чтобы на сей раз оно увенчалось успехом и он наконец приобщился к духам. Но мало кто

по-настоящему верил в него. В конце концов, отец Сэма, дядя Эрнест, был бледнолицым чужаком. Мать Сэма, Яркое Облако, умерла совсем молодой, и тогда отец забрал ребенка из резервации в Лапуаи, и тот не смог получить от индейцев надлежащее воспитание. Потом его отец поступил очень плохо: взял новую жену, какую-то американку английского происхождения, которая пила слишком много огненной воды. Никто особо не обольщался, когда она, перестав пьянствовать, появилась в племени вместе со своей родной дочерью и настояла в порыве великодушия, чтобы их дети вместе проводили каждое лето в резервации у дедушки и бабушки Сэма. Никого не обманешь такими хитростями.

Тива-титмас считался самым важным событием для детей североамериканского индейского племени «Проколотые носы». Это была ритуальная инициация, приобщение к зрелой жизни. Для обострения духовного видения использовались разные сильнодействующие средства — горячие ванны, парная в земляной хижине, очищение с помощью вставления палочек из березовой коры в горло, — особенно если образ духа долго не приходил, тем более после нескольких походов.

Сэм вырос в этих горах и знал каждую скалу, ручей и дерево, словно они были его друзьями. И уж конечно, после четырех предыдущих походов он сумел бы найти нужное ему место даже в темноте или с завязанными глазами. А я, наивная маленькая идиотка, не способна была найти даже тропинку.

Ситуация была аховая: маленькая хрупкая дурочка, промокшая под внезапно хлынувшим горным ливнем, замерзшая, голодная и усталая, со стертыми ногами, совершенно заблудившаяся в густом лесу — и ужасно напуганная собственной глупостью. Я присела на камень, чтобы обдумать положение.

Лучи солнца, зависшего над краем далекого хребта, едва проникали сквозь густую листву. Когда оно сядет, я немедленно окажусь в полнейшей темноте, милях в двенадцати от того места, откуда я вышла утром. Я не захватила с собой спальный мешок, непромокаемую одежду, спички и запас еды. Даже если бы у меня был компас, я не сумела бы им воспользоваться. Но что еще хуже, я знала, что после захода солнца отовсюду повыползут грызуны и змеи, насекомые и дикие звери и начнут кружить в темноте вокруг меня. На заходе солнца резко похолодает, и промозглый холод будет пробирать меня до костей. Я заревела. Весь мой страх, огорчение и отчаяние выплеснулись в горьких рыданиях.

Я успела научиться от Сэма только одному — разным способам посылки индейских сообщений: с помощью дымовых сигналов или зеркальных солнечных зайчиков. Сейчас, когда было уже почти темно, эти навыки казались бесполезными. Или все-таки можно попробовать?

Я проглотила рыдания и уставилась сквозь слезы на велосипедное зеркальце, привязанное к рюкзачку. Смахнув рукой слезы и вытерев нос рукавом, я дрожа встала на ноги и огляделась вокруг.