Магический круг - [24]

— Прелесть моя, — донесся вскоре с лестницы знакомый голос с ярко выраженным квебекским акцентом. — Я добрался от своего джипа на снегоступах, но сомневался, стоит ли выпускать к тебе вниз этого маленького аргонавта: думал, что ты уже в объятиях Морфея. А меня ты тоже не откажешься принять?

— Ладно, спускайся вниз, и выпьем горячего рома, прежде чем я рухну в кровать, — откликнулась я. — Заодно расскажешь, как дела на работе.

Мы с Оливером Максфилдом познакомились лет пять назад, работая над одним совместным проектом. Он был весьма оригинальной многоплановой личностью: инженер-атомщик, повар-гурман, любитель американского сленга и ковбойских салунов и вдобавок ревностный приверженец общины мормонов. Он происходил из семьи канадских французов-католиков, свято почитавших традиции la cuisine franchise,[6] и стал талантливым кулинаром наших дней, поэтому nouvelle[7] образ Оливера с трудом сочетался с безалкогольно-декофеиновыми диетическими ограничениями мормонов, «Святых последнего дня».

При первой же встрече Оливер сообщил мне, будто заранее знал, что я скоро войду в его жизнь, поскольку я явилась ему во сне в образе Девы Марии, играющей в пинбол с пророком Морони. К концу первой совместной рабочей недели Оливер, получив некий знак свыше, предложил мне занять цокольный этаж его дома за более чем умеренную арендную плату. А всамделишный бильярд-автомат, на котором я в обличье Богородицы якобы победила их пророка, вскоре чудодейственным образом появился в ковбойском баре на той самой улице, где находилась наша контора.

Возможно, именно благодаря моему собственному эксцентричному воспитанию я решила, что Оливер выгодно отличается от инженеров и физиков нашего ядерного центра, которые неизменно таскали с собой на работу завтраки в коричневых бумажных пакетах и отваливали домой ровно в пять вечера, чтобы посмотреть в кругу семьи телевизионный повтор благонравных старых кинофильмов. Я частенько посещала вечеринки в домах наших сотрудников. Летом на задних дворах обычно устраивались барбекю с гамбургерами и хот-догами, а зимой в гостиной их сменяли спагетти, салаты и традиционный чесночный хлеб. Складывалось впечатление, что никто в этом уединенном высокогорном захолустье никогда не слышал о существовании других праздничных блюд.

Оливер, напротив, побывал в Монреале и Париже и приобщился к искусству первоклассных поваров на летнем семинаре в Южной Франции. Несмотря на скупердяйские наклонности моего домохозяина, выражавшиеся в экономии на отоплении или нежелании расчищать подъездную аллею, у него имелась масса достоинств. Творчески перемалывая, строгая и смешивая продукты и даже очищая масло на своей огромной, оснащенной множеством технических новинок кухне, он готовил блюда по авторским рецептам и по меньшей мере раз в неделю приглашал нас с Ясоном на трапезу, угощая заодно байками о знаменитых европейских поварах вперемежку со свеженькими анекдотами из жизни ковбойского салуна. Он был, как говорят французы, «большой оригинал».

— Что за чрезвычайное происшествие заставило тебя так внезапно упорхнуть? — Со стороны лестницы из-за приоткрытой двери появилась широкая, с ямочками на щеках, улыбка Оливера, а за ней ввалился и он сам, приглаживая рукой копну кудрявых каштановых волос и испытующе посматривая на меня большими черными глазами. — Где ты пропадала? Под спрашивал о тебе каждый день, но я ничего не знал.

«Под» — общеизвестное прозвище моего шефа, директора и генерального управляющего всего нашего ядерного центра. Так его обычно называли лишь за глаза, поскольку, хотя его настоящее имя было Пастор Оуэн Дарт, в нем самом не было ничего пасторского. На самом деле его монограмму расшифровывали еще и как «Пособник Дьявола».[8]

Я могла бы поспорить, что такое прозвище не подходит нашему шефу. Однако если уж быть совершенно искренней, то из десяти тысяч служащих нашего центра — и даже из всех его вашингтонских приятелей, связанных с производством мерзостно-токсичных отходов, — я была единственной, кого этот человек не доводил до бешенства. По крайней мере, пока. Судя по всему, Под искренне симпатизировал мне и пригласил к себе на работу, еще когда я училась в университете. Из-за его неожиданной симпатии далеко не все сотрудники доверяли мне — вот еще одна причина, объясняющая, почему Оливер, этот лихой квебекский мормон, ковбой и гурман, стал одним из моих малочисленных близких друзей.

— Извини, — сказала я, заливая горячей водой смесь из рома, коричневого сахара и масла, разложенную в две стеклянные кружки, и протягивая одну из них Оливеру. — Мне пришлось спешно уехать. Непредвиденная смерть родственника.

— О боже, надеюсь, не из числа моих знакомых? — галантно спросил Оливер с участливой улыбкой, хотя мы оба знали, что он вообще не знаком с членами моей семьи.

— Умер Сэм, — сказала я и скорее глотнула горячего маслянистого грога, словно он мог смыть надсадное ощущение, оставшееся в горле после произнесения этих страшных слов.

— Господи! Твой брат? — воскликнул Оливер, опускаясь на диван возле камина.

— Кузен, — поправила я. — На самом деле — сводный брат. Мы выросли вместе, как брат и сестра. А в сущности, он значит для меня больше, чем любой кровный родственник. Вернее следовало бы сказать, значил.