Магический кристалл - [14]

— Уберите это, — брезгливо приказал он. — И принесите баранью ногу.

Слуги послушно унесли баклажаны, а священник, прервав обряд, надел удавку на шею и уж был готов возразить, но в это время у пролома в стене возник шум и в ту же минуту, таща за собой двух крепких целеров, возник олигарх Роман, а двое других едва сдерживали его взбесившегося коня, повиснув на уздцах.

— Ваше величество! — вдруг с бычьей силой отбросив телохранителей, вскричал самый титулованный гражданин Ромеи. — Вы думаете, я устроил пожар? Нет! Я погасил все свечи! В мавзолее стояли очень дорогие свечи!… Но он загорелся! Как только вы покинули виллу, ваше величество! А мумия — мой доминий, моя священная собственность!

— Что тебе нужно? — хмуро спросил Юлий, не желавший видеть сенатора.

Несмотря на крайнее возбуждение, тот услышал угрозу в голосе императора и попытался умаслить взгляд.

— О, августейший! Не смею и думать о причастности!… Но ваша спутница! Ваша прекрасная и непокорная Артаванская Сокровищница!..

— Она заплатила тебе пять миллионов серебром!

— Но эти деньги я получил за меч, ваше величество!

— Ты получил пять миллионов! Вся твоя вилла вместе с трупом варвара столько не стоит!

— Ваше величество, все по закону! У нас состоялся торг!…

— Что ты еще хочешь?

— Она обладает чарами! — вращая выпуклыми сухими глазами, прошептал олигарх. — Я видел, как она совершала какой-то тайный обряд! И подожгла…

Он замер, стараясь угадать, что ждет его в следующий миг, а императора вдруг озарило.

— Так ступай к префекту города и предъяви ей счет за свой доминий.

Олигарх того и ждал.

— Благодарю, ваше величество! Только с вашего высочайшего позволения! Разве старый и добрый Роман посмел бы истребовать убытки с дочери самого царя царей Урджавадзы?

Одним из высших достижений ромейской империи, составлявшим гордость ее свободного гражданина, являлась священность собственности, и никто в мире, будь то божественный император или даже боги, не имел права завладеть, а равно нанести вред или уничтожить доминий, прежде не заплатив за него. Если в Артаванском царстве усиленно изучали языки и ромейское право, то знали об этом и не смогли бы высказать никаких претензий по поводу того, что их корабли задержаны в Ромее по самой простой и житейской причине — Авездра задолжала, с умыслом или ненароком спалив имущество именитого и титулованного сенатора. И теперь, покуда убыток не будет возмещен сполна, не только префект города, но и он, император, обязаны защитить священные интересы своего гражданина.

А Юлий знал аппетиты ромейских олигархов, как и то, что предки префекта города в далеком прошлом тоже вышли из вольноотпущенников, поэтому был уверен, что они быстро найдут общий язык, тем паче погорелец получил добро от императора.

После короткого судебного разбирательства и вынесения вердикта, Артаванская Сокровищница должна была остаться не только без своих сокровищ, но и без кораблей, без верблюдов и сойти на берег в том виде, в котором император впервые увидел ее в шатре.

В этот момент ему следовало вступиться за неосторожную чужестранную искательницу чудесного, когда она, раздетая и несчастная, сама прибредет к нему во дворец. И принесет с собой магический кристалл, ибо ничем иным она не смогла бы спалить мумию.

Увлеченный неожиданным оборотом дела, Юлий даже забыл о своем гневе на комита, по какой-то причине не поставившего ловушку для Авездры и к тому же исчезнувшего. Сидя в колоннаде, будто в ложе театра, с нарастающим, мстительным любопытством император наблюдал за декорированным пестрыми кораблями причалом и ждал, как будут разыгрываться страсти судьбою сотворенного спектакля. Изваяние Митры стояло чуть в стороне и, будучи самым высоким сооружением, еще улавливало рогатым венцом последние лучи солнца, тем самым притягивая внимание. И вдруг начищенная медная голова дрогнула, сотряслась и начала медленно падать, заваливаясь на берег. Юлий вскочил, полагая, что это у него закружилась голова, и тут заметил десятка полтора веревок, свисающих с шеи и рук колосса: кто-то невидимый на земле тянул статую вниз. Послышался приглушенный хряст листовой меди. Изумленный император взбежал по лестнице на бельэтаж, растворил дверь и, не выходя на балкон, увидел, как люди, вооруженные топорами и секирами, рубят изваяние на куски, скатывают, сминают ногами обрубки рук, плеч и торса в бесформенные комья и куда-то уносят. Не прошло и трех минут, как чудо света было расчленено до босой ступни, закрепленной на берегу; вторая, недостижимая нога, оторванная по колено, осталась стоять на опоре моста.

Император вдруг вспомнил сгоревшую мумию атланта и содрогнулся от внезапно охватившего его озноба. Но тут на ступенях дворца послышалась тяжелая знакомая поступь армейских калигул и шорох пол греческого плаща — привычные звуки, в единый миг вернувшие его к реальности.

Четыре года назад, в предутренний час, услышав эти шаги на брусчатке возле Эсквилинских ворот, магистр конницы Юлий выхватил спату из ножен и, имея за спиной лишь два десятка легко вооруженных юниоров, встал против того, кто водил за собой легионы. Меч он держал в левой руке, но не потому, что был левшой; отсеченный большой палец на правой не позволял взять в нее оружие, тяжелее, чем кинжал, или натянуть лук. Поэтому Юлий в совершенстве овладел левой, что было всегда неожиданно для противника, а в тот час ему еще было неизвестно, на чьей стороне этот всемогущий человек, хромающий по пустынной улице.