Магазин, или Записки продавца - [14]

Шрифт
Интервал

– Что у вас есть по истории Второй мировой?

Я глянула на полку и язык проглотила. Ветеран сам прочитал надписи на корочках:

– “Секс в Третьем рейхе”, “Мемуары Бенито Муссолини”, двухтомник “Адольф Гитлер”… Тьфу! Все с вами ясно, – и яростно хлопнул дверью. Хорошо, что не прокомментировал.

Кто не знает пыляевского “Старого Петербурга”? Каждый петербуржец знает и хочет купить, если еще таковым изданием не обзавелся. Но мои начальники всегда не в тему…

В кои веки в магазин заглянул проректор – солидный человек, патриот малой родины:

– Пыляев есть?

– Есть. “Старая Москва”,- я чувствовала себя так, будто на трибуне “Зенита” крикнула “Спартак”…

– Да ну ее, эту Москву! – проректор досадливо махнул рукой и ушел. Навсегда.

С весны самая раскупаемая книга в магазине – “Академический рисунок”. Студенты остро нуждаются в освоении техники изображения рук, ног, ушей, глаз…

В преддверии защит дипломов и курсовиков учащиеся прямо на полу в коридорах первого этажа раскладывают графические и акварельные работы. Я, естественно, тут как тут – поглазеть.

Рисунки в разной манере, но на многих из них узнается преподавательница истории искусств – элегантная женщина, с особым стилем в одежде и спокойным благородством лица. Портреты одного человека, но индивидуальность художника выхватывает характерные именно с его точки зрения детали, отчего все изображения не похожи. Чуть другая тень, чуть другой наклон, чуть другая… При этом в каждом нарисованном образе присутствует значительная доля облика настоящего. Но не цельная его полнота! Я всегда подозревала нечто подобное в отношении, например, изображений Пушкина. Бюсты, статуи, маски… Сколько ни старайся, по ним не представить полнокровного поэта.

Вернувшись к книжным полкам, пересмотрела автопортреты Ван Гога. Как спилы с одного дерева, как срезы с одного фрукта, как последовательность шагов одного человека – даже в совокупности они не составляют живую объемную космогонию лица. Если бы мастер заглянул в мой магазинчик, я бы молча протянула ему карандаши и ватман и, конечно бы, не узнала…

Склонившиеся над прилавком представители приемной комиссии выглядели встревоженными:

– Вы бы не могли продавать нашим абитуриентам конверты по России? А то мы посылаем ребят через дорогу на почту, а они исчезают…

– Как? Совсем?

– Да. Уже пять человек ушли и не вернулись. То ли потерялись, то ли поступать передумали. Поэтому лучше не выпускать их с документами из здания.

Может, собака Баскервилей завелась? Жители близлежащих улиц выгуливают возле университета здоровенных псов, так что кто их знает… Окраина.

Повадилась ко мне в магазин одна очень умная студентка.

– Я хочу что-нибудь по логопедии подобрать. Правда, дома у меня и так много книг: не помню, что есть, чего нет… Можно, я возьму вот эту тоненькую методичку до завтра посмотреть? Сверю содержание… А денежку оставлю. Если не подойдет, верну.

– Хорошо.

На следующий день книжку возвращает, я, соответственно, деньги отдаю.

И так повторилось несколько раз.

Позже я случайно узнала, что предприимчивая девушка переписывала вечерами необходимый материал из учебных пособий. А утром возвращала их на место. Браво!

В юности, начитавшись Хемингуэя, я полюбила Париж, прочитав Бротигана, полюбила Америку. “Я русский бы выучил только за то, что им разговаривал Ленин” – так, по-моему, было начертано на стенке в рекреации нашей средней школы. К чему это я… А вот к чему. Ричард Бротиган оказался для меня так значителен и так близок, что только благодаря ему мне впервые захотелось дотянуться до души Америки – потому что это его Америка, Америка из романа “Чтоб ветер не унес все это прочь”. Бротиган прижился в моем сердце с первых страниц. Его гамбургер – как мой бутерброд, его детство – словно в моем дворе.

Почему русские боятся американской экспансии? “Сникерсы”, Микки Маусы, “Виндоусы” – ничто не может прорасти на нашей земле, не став нашим. А это непросто. Картофель прижился. Колорадский жук – опять-таки. А вот кактусы только на подоконниках. И то дохнут…

К слову, посадила я осенью возле кассы денежное деревце. Так вот, на днях – засохло… К чему бы это?

Купила на Невском “Письма” Ван Гога. И тут же книга, словно птица, вырвалась из рук…

Усаживаясь на скамейку в электричке, точно помнила, как ляжка коснулась прохладного куска “докторской”. Значит, в электричке полиэтиленовый кулек был. Дома не нашла…

С утра звоню на Витебский вокзал:

– Я вчера забыла сумку в электричке. Вам не передавали?

– А что в ней было?

– Полкило колбасы и “Письма” Ван Гога. Ах да, еще ножницы. И тетрадь.

– Странный набор…

Набор вполне житейский. Вот только тетрадь… Силюсь вспомнить, о чем в ней было написано? О нас, о разном, об очень личном… Потеря зонтика или золотой сережки огорчит меня в такой же мере, как прокисшая кастрюля супа. Но забытая в электричке тетрадка – это трагедия. Кто будет читать мои записи? Ну ладно, пусть не будет читать, выкинет… Путь утерянных любимых вещей не проследить. Знаю одно, они редко возвращаются к владельцу. Лучше сразу отпустить все утраченное в электричках, автобусах, на пляжах и в кафе…

А книга? Полгода я собиралась ее приобрести, полдня читала и еще полдня горевала, что оставила в вечерней электричке. “Утешил” сын:


Еще от автора Юлия Вертела
Интенсивная терапия

Больничные отделения: хирургия, кардиология, терапия...В каждом – разные люди, разные истории, разные судьбы. Повести Юлии Вертелы представляют больницу как поле боя, где идет сражение не только за жизнь, но и за человеческие души.


Черный шар

Юлия Вертела – родилась и живет в городе Пушкине. Окончила биолого-почвенный факультет Ленинградского государственного университета (ныне СПбГУ), работала в научно-исследовательских институтах биологического профиля. Печаталась в альманахе “Молодой Петербург”, “Литературной газете”, журнале “Петербургская свадьба” и в др.


Рекомендуем почитать
Серые полосы

«В этой книге я не пытаюсь ставить вопрос о том, что такое лирика вообще, просто стихи, душа и струны. Не стоит делить жизнь только на две части».


Четыре грустные пьесы и три рассказа о любви

Пьесы о любви, о последствиях войны, о невозможности чувств в обычной жизни, у которой несправедливые правила и нормы. В пьесах есть элементы мистики, в рассказах — фантастики. Противопоказано всем, кто любит смотреть телевизор. Только для любителей театра и слова.


На пределе

Впервые в свободном доступе для скачивания настоящая книга правды о Комсомольске от советского писателя-пропагандиста Геннадия Хлебникова. «На пределе»! Документально-художественная повесть о Комсомольске в годы войны.


Неконтролируемая мысль

«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.


Полёт фантазии, фантазии в полёте

Рассказы в предлагаемом вниманию читателя сборнике освещают весьма актуальную сегодня тему межкультурной коммуникации в самых разных её аспектах: от особенностей любовно-романтических отношений между представителями различных культур до личных впечатлений автора от зарубежных встреч и поездок. А поскольку большинство текстов написано во время многочисленных и иногда весьма продолжительных перелётов автора, сборник так и называется «Полёт фантазии, фантазии в полёте».


Он увидел

Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.