Маэстро, шедевры и безумие. Тайная жизнь и позорная смерть индустрии звукозаписи классической музыки - [47]

Затем из далекого прошлого стало доноситься пение теноров в тонзурах. Никому точно неизвестно, кто предложил использовать это спасительное средство, похоже однако на то, что испанская радиостанция в попытках умерить воинственность, которая обуревала мадридских водителей в часы пик, приняась передавать грегорианские хоралы, исполнявшиеся бенедиктианцами из монастыря Санто-Доминго де Силос, что в провинции Бургос. Записи эти были не новы – они датировались мартом 1973-го, мартом 1980-го и июнем 1981-го – однако застревавшие в пробках мадридцы перестали бить друг другу морды на перекрестках и начали тысячами покупать эти диски у испанского филиала EMI. Когда же монахи появились в магазинах всего мира, было продано пять с половиной миллионов CD, популярность которых подогревалась еще и тем, что диджеи хип-хопа запускали их под конец продолжавшихся вся ночь бешеных плясок.

Ложные представления о массовом рыночном потенциале классической музыки просочились и в другие корпоративные сферы, когда после выхода на экраны романтической комедии «Четыре свадьбы и одни похороны» «Polygram» распродала горы альбомов с его саундтреком, в котором звучали Гершвин, Гендель, Эйслер и Парри – наряду с оригинальной музыкой Ричарда Родни Беннета и стихотворением У. Х. Одена. Мысль о том, что классическая музыка является по природе своей коммерческой, а классический лейбл необходим любой кинокорпорации, укоренилась окончательно. А стало быть, появилось одной причиной больше для того, чтобы тратить, тратить и тратить деньги.

Ставки еще и возросли, когда предпочитавший обходиться в разговорах без околичностей председатель правления EMI нанял для управления своим классическим лейблом тщедушного американца. О Джиме Файфилде говорили, что, «когда он входит в комнату, температура в ней падает на десять градусов». Персоналу «EMI Classics» он представился так: «Дайте мне 10 процентов ежегодной прибыли и больше вы меня не увидите». Угроза не была даже завуалированной.

Питер Андри попытался получить от Файфилда гарантии своего будущего, как шефа лейбла. Гарантий не последовало, и он раньше срока ушел в отставку. «Файфилд не избавлялся от меня, – говорит Андри, – он просто ни разу ко мне не обратился». Его уход, состоявшийся в октябре 1988-го, ознаменовался банкетами, букетами и сухими глазами. «Помните, – наставлял он своего преемника Ричарда Литтелтона, – исполнитель – это ваш враг».

Месяц спустя Андри, став главой «Warner Classics», открыл собственный офис на другой стороне Бейкер-стрит. «Выглядело это не очень красиво» – говорит один из сотрудников EMI, – однако Андри не был еще одним Бристом, уводившим лошадей из своей прежней конюшни. Начав с нуля, он купил целую охапку с трудом сводивших концы с концами лейблов средней величины – «Teldec» в Германии, «Erato» во Франции, «Elektra Nonesuch» в Нью-Йорке, «Finlandia» в Хельсинки и «NVC Arts Video» в Британии. Ветеран ADG Ганс Гирш возглавил «Teldec», а лицом этого бренда стал Баренбойм, сменивший в Чикаго Шолти. У «Nonesuch» имелся в запасе Гурецкий, «Erato» обладала контрактом с Каррерасом.

Однако голод свой Андри еще не удовлетворил и потому занялся лейблами мелкими. Тед Перри, владелец компании «Hyperion», располагал полным изданием песен Шуберта и лояльной покупательской базой. Один хорошо известный литературный агент клялся и божился, что никогда не покупает классического CD, если на нем не стоит марка «Hyperion». Андри пригласил Перри на обед. Во время десерта, он пододвинул к Перри по столу открытую чековую книжку. «Проставьте цену» – улыбнулся Андри. Тед Перри, бывший таксист, отодвинул книжку. «Чем я буду жить, если продам компанию?» – сказал он и до конца своих дней так и остался независимым.

На карусель классики грузилось все большее число соперников. О создании классического лейбла подумывал Руперт Мердок, а Ричард Брэннсон из «Virgin» нанял перешедшего к нему из EMI Саймона Фостера, чтобы тот создал «Virgin Classics». Долго пребывавшая в спячке RCA воспрянула в руках ее новых немецких хозяев, медиа-группы «Bertelsmann», и под руководством Гюнтера Хенслера, которого сманили из «Polygram». Подобно Андри, Хенслер набегов на прежних своих хозяев не предпринимал. Человек тонкого ума, он, прежде чем избрать в качестве основного поля деятельности индустрию развлечений, получил степени по дирижированию и экономике, и теперь восстанавливал, нишу за нишей, классический отдел BMG. Он купил немецкий филиал «Harmonia Mundi», специализировавшийся по «еще более ранней, чем ранняя» музыке и поручил недорогой «Arte Nova» заняться русской музыкой. Для работы с дерзкой современной классикой он нанял лауреата Пулитцеровской премии музыкального критика Тима Пейджа, заверившего Хенслера, что его новый лейбл будет сочетать в себе «особенности “Nonesuch”, старого лейбла “Victrola” и издательства “Modern Library”[33]»[14]. Пейдж намеревался реализовать в новом лейбле BMG «Catalyst» множество передовых идей, начиная с выпуска CD с произведениями больных СПИДом композиторов, до струнного квартета, сочиненного Гленном Гульдом (Пейдж был редактором литературных трудов Гульда) и «музыкального спутника» культовых романов Томаса Пинчона.