Маэстро и другие - [3]
— Это письмо от профкома технических сотрудников, они требуют встречи с тобой…
Маэстро с изумлением уставился на нее: профком технических сотрудников?! У него что, мало дел, чтобы еще встречаться и с его членами?! С этими болванами, которые только и умеют что требовать прибавки жалования и просить пристроить на работу их родственников!
— Но почему именно со мной! — начал заводиться Маэстро.
— Потому что ты директор, Джорджо, — приторным тоном напомнила ему Нинки.
Это уточнение примирило Маэстро с обстоятельствами.
— Да-да, конечно… я директор… понятное дело, — буркнул он, с довольным видом поправляя ворот свитера. — Но все-таки надо иметь хоть чуточку уважения к несчастному старику. Хотя бы один из вас, кто доставал меня своими проблемами, подумал, что я сегодня, вероятно, даже не успею поесть?
С удовлетворением отметив выражение сочувствия, проявившееся на физиономиях присутствующих, Маэстро смилостивился: как-никак, профком технических сотрудников представлял рабочий класс, и пусть его руководители были теми еще засранцами, как, впрочем, и те, кого они представляли, встретиться с ними было политически целесообразно.
— Ладно, — сказал Маэстро, снова широко разводя руками. — Скажите им, что, как только я вернусь… во время одной из репетиций… или как только выпустим спектакль… в общем, скажите, что хотите… я их приму.
Но вместо привычного гула одобрения сошедшей благодати, в кабинете стояла удивившая Маэстро тишина. Он посмотрел на Нинки.
— Это срочно… — проговорила дребезжащим голосом Старая Синьора. — И к тому же это предусмотрено соответствующим пунктом внутреннего регламента Театра…
— А не пошли бы вы все в жопу вместе с вашим внутренним регламентом! — взорвался Маэстро, красный от вспышки внезапного гнева.
И скрылся в туалете.
Глава вторая
Профком, представлявший различные технические службы Театра, состоял из четырех человек: троих мужчин и одной женщины. О том, что Маэстро согласился принять их, они узнали в ту минуту, когда, сидя в баре под сценой, смотрели по телевизору повтор давнишнего теннисного матча, комментируемого последней Мисс Италия.
— Он сильно разозлился? — спросила Мария Д’Априле (отдел связей с предприятиями), как всегда в широченной цыганской юбке и просторных жилетках, скрывающих ее избыточные формы.
— Не больше, чем обычно, — ответил принесший это известие. — Он сказал, что примет вас у Адольфо.
— Как это у Адольфо?! — изумился посыльный Эрнесто Паницца, худой коротышка в синем выходном костюме в белую полоску и белой рубашке, из огромного воротника которой торчала тонкая шея. — Почему не в театре? Почему не в его кабинете?
— Потому что у него нет времени: в восемь у него самолет…
— А если в семь придет почта?! — взорвался Паницца, настроенный воинственнее и непримиримее других: — Нет, я туда не пойду! Это неуважение к нам! Директор — это директор, и наши законные требования он должен выслушивать в своем кабинете, где принимает своих подруг в шикарных шубах и своих гребаных друзей-политиков!..
Однако верх взяло мнение, что необходимо смирить гордыню.
— Хотя, конечно, — признал вахтер Дольяни, тощий дылда с хриплым прокуренным голосом, — это не дело — принимать представителей профкома в парикмахерской, когда тебе делают маникюр, а Адольфо красит волосы. Но Мария права: главное — это поговорить с ним, а где — у парикмахера или в сортире — не имеет особого значения.
Договорились, что Мария представит директору членов профкома; телефонист Карлетто Валли как наиболее толковый и к тому же чаще других имеющий дело с дирекцией, сформулирует их требование; Дольяни вступит, когда потребуется поддержка; Паницца откроет рот, только если его о чем-нибудь спросят.
Решительно поднявшись, они двинулись по узкой лестнице, ведущей из бара наверх, и перешли через улицу. Витрину парикмахерской Адольфо целиком занимала гигантская фотография Маэстро, снятого во время репетиции: правая рука вытянута вперед, рот разинут в крике, львиная грива слегка растрепана.
Четверка цепочкой прошествовала мимо портрета, Дольяни, Валли и Мария, не сговариваясь, уважительно склонили перед ним головы.
— Хорошенькое начало! — презрительно буркнул Паницца.
В специальном зальчике для самых уважаемых клиентов Маэстро чувствовал себя как дома. Облаченный в элегантную накидку из натурального льна, Маэстро сидел в массивном кресле, словно на троне. Огромные зеркала на стенах возвращали многократно его образ во всех ракурсах, что доставляло ему явное удовольствие. Сидящая на скамеечке у его ног ангелоподобная блондинка-маникюрша держала его руку, своим смиренным видом напоминая Магдалену, отдающую всю себя Христу. В этой замкнутой Вселенной Маэстро преображался, наконец-то обретя космический покой, являясь единственным объектом всеобщего внимания и забот. На ближайшие пару часов никаких внешних раздражителей: никакого Театра, никаких критиков, актеров, политиков… все забыто, все вне его, все далеко-далеко отсюда…
Стоя за спиной Маэстро, Адольфо демонстрировал ему в зеркало какие-то пузырьки и баночки, поясняя то, что собирается с ними делать. Маэстро было приятно наблюдать, как Адольфо с ненавязчивым достоинством подает себя в качестве царствующей здесь особы, как режиссирует собственное физическое пребывание в предлагаемых обстоятельствах. Не то что в Театре, где всеми постановочными деталями приходится заниматься ему, только ему одному, потому что никто ни хера не понимает, и если ему требуется добиться нужного светового эффекта, то он должен бежать наверх, в будку осветителя, и собственноручно выставлять прожекторы, как надо! А здесь он в конце концов обретал все понимающую, почти равновеликую ему фигуру, Адольфо, которому достаточно лишь объяснить «идею голубого сюда, на виски», чтобы он нашел этому адекватное решение, всегда с большим вкусом, новое, необычное и очень дорогое…
«Просторное помещение, похожее на элегантный салон роскошной фирмы, гостиничный холл или нечто подобное. В глубине помещения широкое окно, выходящее на город. Кресла, бар-холодильник, удачно отделанный под интерьер, столик с журналами, служебная конторка или стойка – чье-то рабочее место. Три входных двери: одна боковая справа, другая боковая слева, третья – воображаемая, расположена на просцениуме и обращена к зрительному залу. Четвертая, которую тоже хорошо видно публике, ведет в ванную комнату с туалетом.
Итальянская пьеса прошлого и настоящего веков – одна из самых популярных из идущих на мировых сценах. Причина тому – тонкий сплав юмора, фарса, характерных для итальянского площадного театра, с трагизмом античного греческого и глубоким психологизмом русского.Представленные в этом сборнике пьесы одного из лучших итальянских драматургов Луиджи Лунари – прямое подтверждение этого тезиса.
В книгу замечательного советского прозаика и публициста Владимира Алексеевича Чивилихина (1928–1984) вошли три повести, давно полюбившиеся нашему читателю. Первые две из них удостоены в 1966 году премии Ленинского комсомола. В повести «Про Клаву Иванову» главная героиня и Петр Спирин работают в одном железнодорожном депо. Их связывают странные отношения. Клава, нежно и преданно любящая легкомысленного Петра, однажды все-таки решает с ним расстаться… Одноименный фильм был снят в 1969 году режиссером Леонидом Марягиным, в главных ролях: Наталья Рычагова, Геннадий Сайфулин, Борис Кудрявцев.
Мой рюкзак был почти собран. Беспокойно поглядывая на часы, я ждал Андрея. От него зависело мясное обеспечение в виде банок с тушенкой, часть которых принадлежала мне. Я думал о том, как встретит нас Алушта и как сумеем мы вписаться в столь изысканный ландшафт. Утопая взглядом в темно-синей ночи, я стоял на балконе, словно на капитанском мостике, и, мечтая, уносился к морским берегам, и всякий раз, когда туманные очертания в моей голове принимали какие-нибудь формы, у меня захватывало дух от предвкушения неизвестности и чего-то волнующе далекого.
Геннадий Александрович Исиков – известный писатель, член Российского Союза писателей, кандидат в члены Интернационального Союза писателей, победитель многих литературных конкурсов. Книга «Наследники Дерсу» – одно из лучших произведений автора, не зря отрывок из нее включен в «Хрестоматию для старшего школьного возраста „Мир глазами современных писателей“» в серии «Писатели ХХI века», «Современники и классики». Роман, написанный в лучших традициях советской классической прозы, переносит читателя во времена великой эпохи развитого социализма в нашей стране.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Новиков Анатолий Иванович родился в 1943 г. в городе Норильске. Рано начал трудовой путь. Работал фрезеровщиком па заводах Саратова и Ленинграда, техником-путейцем в Вологде, радиотехником в свердловском аэропорту. Отслужил в армии, закончил университет, теперь — журналист. «Третий номер» — первая журнальная публикация.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В поэтической рубрике — подборка стихотворений финской поэтессы Ээвы Килпи в переводе Марины Киеня-Мякинен, вступление ее же.
В рубрике «Трибуна переводчика» — «Хроники: из дневника переводчика» Андре Марковича (1961), ученика Ефима Эткинда, переводчика с русского на французский, в чьем послужном списке — «Евгений Онегин», «Маскарад» Лермонтова, Фет, Достоевский, Чехов и др. В этих признаниях немало горечи: «Итак, чем я занимаюсь? Я перевожу иностранных авторов на язык, в котором нет ни малейшего интереса к иностранному стихосложению, в такой момент развития культуры, когда никто или почти никто ничего в стихосложении не понимает…».
В продолжение авторской рубрики писателя и математика Александра Мелихова (1947) «Национальные культуры и национальные психозы» — очередное эссе «Второсортные европейцы и коллективные Афины». Главная мысль автора неизменна: «Сделаться субъектами истории малые народы могут исключительно на творческим поприще». Героиня рубрики «Ничего смешного» американка Дороти Паркер (1893–1967), прославившаяся, среди прочего, ядовитым остроумием. «ИЛ» публикует три ее рассказа и несколько афоризмов в переводе Александра Авербуха, а также — эссе о ней нашего постоянного обозревателя американской литературы Марины Ефимовой. В разделе «Пересечение культур» литературовед и переводчик с английского Александр Ливергант (1947) рассказывает о пяти английских писателях, «приехавших в сентябре этого года в Ясную Поляну на литературный семинар, проводившийся в рамках Года языка и литературы Великобритании и России…» Рубрика «БиблиофИЛ».
В рубрике «NB» — фрагменты книги немецкого прозаика и драматурга Мартина Вальзера (1927) «Мгновения Месмера» в переводе и со вступлением Наталии Васильевой. В обращении к читателям «ИЛ» автор пишет, что некоторые фразы его дневников не совпадают с его личной интонацией и как бы напрашиваются на другое авторство, от лица которого и написаны уже три книги.