Мадонна будущего - [18]
— По-моему, здешний воздух уже пошел мне на пользу.
— А мне, кажется, еще нет, — подала голос вторая дама. — Я, знаете ли, разочаровалась…
— А я, знаете ли, страшно проголодалась. Что у нас сегодня на обед? — перебила ее покровительница.
Молодая ответила уклончиво:
— Обед заказывает доктор Хью.
— На сегодня ничего, хочу подержать вас на диете, — сказал молодой человек.
— В таком случае идемте домой, я лягу спать. Qui dort dine![27]
— Может быть, в таком случае я вас доверю мисс Вернхэм? — обратился к ней молодой человек.
— Разве я уже не доверилась вам? — игриво ответила та вопросом на вопрос.
— Не так чтобы очень, — потупив глаза, позволила себе вставить мисс Вернхэм. — Вы должны дойти с нами хотя бы до дома, — прибавила она, когда особа, у которой, как выяснилось, оба состояли на службе, направилась дальше вверх по дорожке. Мисс Вернхэм снизила голос до шепота, хотя та уже отошла и вряд ли могла услышать, а бедный Денком, конечно, в расчет не шел: — Кажется, вы забываете, насколько обязаны графине.
Молодой человек рассеянно направил на нее свои золотые очки:
— Так вот чем я вас раздражаю? Понятно, понятно…
— Графиня очень добра к нам, — продолжила мисс Вернхэм, вынужденная обсуждать свои дела при постороннем, поскольку собеседник не двигался с места. Доктору было, кажется, безразлично, услышит ли тот лишнее, — он стоял, как завороженный, чувствуя странную связь с незнакомым, спокойным пожилым человеком в большом твидовом кепи. Видимо, и мисс Вернхэм это поняла, ибо вдруг добавила: — Если хотите позагорать именно здесь, проводите нас и вернетесь.
При этих словах доктор Хью явно заколебался, а Денком, несмотря на свое решение ничего не замечать, украдкой поднял глаза. И тут же наткнулся на странный, пристальный взгляд бесцветных глаз мисс Вернхэм, напомнившей ему кого-то, какой-то персонаж, из пьесы или романа — то ли угрюмую гувернантку, то ли трагичную старую деву. Она будто пыталась увидеть его насквозь, будто бросала вызов, спрашивая отнюдь не дружелюбно: «Что у вас может быть общего с нами?» В ту же минуту издалека раздался сильный, насмешливый голос графини: «Вперед, вперед, ягнятки, догоняйте свою старую bergere![28]» Мисс Вернхэм повернулась, заспешила вверх по крутой дорожке, а доктор Хью, после короткого размышления, обратившись к Денкому с немым призывом, положил свой экземпляр на скамью, будто бы занимая место или обещая вернуться, и легко побежал догонять.
Невинны и неисчерпаемы радости наблюдателя, который пытается на основании виденного анализировать жизнь. Греясь на теплом апрельском солнышке, бедный Денком легко убедил себя, будто ждет молодого человека, чтобы услышать блестящие откровения образованного молодого ума. Он не мог отвести глаз от книги на противоположном конце скамейки, хотя не прикоснулся бы к ней ни за что на свете. Эта книга еще раз подтверждала его теорию, в подтверждениях не нуждавшуюся. Меланхолия почти прошла, и Денком — по его старому собственному определению, — высунув голову в окно, немного повеселел. Он размышлял о графине, старшей из двух только что побывавших здесь дам, которая явно тянула на себе всю компанию. Со стороны порой человек выглядит безобразно, но, вопреки частому мнению, вблизи становится видно детали, которые все меняют. А доктор Хью наверняка какой-нибудь обозреватель от газеты или издательства, которому присылают сигнальные экземпляры. Доктор вернулся через четверть часа и, с видимым облегчением обнаружив Денкома на прежнем месте, широко ему улыбнулся белозубой, смущенной улыбкой. Он огорчился, не увидев второй книжки, которая могла бы стать хорошим предлогом завязать разговор с молчаливым незнакомым джентльменом. Но он все же заговорил — он поднял со скамьи свой томик и произнес:
— Согласитесь… если вы, конечно, успели прочесть… эта книга лучшее из всего, что он пока сделал.
Денком в ответ рассмеялся, так его позабавило это «пока сделал», открывавшее перед ним широкие перспективы. Но счел за лучшее промолчать — кажется, молодой человек и его тоже принял за критика. Денком потянул из-под кепи свой экземпляр, инстинктивно опуская глаза, чтобы не выдать себя снисходительным взглядом. Отчасти по той причине, что человек, обсуждая свой труд, в чужих глазах всегда выглядит дураком.
— Вы именно так и напишете? — обратился он к собеседнику.
— Я не уверен, что буду об этом писать. Я вообще не пишу, разве что очень редко… читаю только для удовольствия. Но эта книга просто ужас до чего замечательная.
Денком засомневался. Начни доктор его бранить, он тотчас бы сказал, что он и есть автор, а так… пусть молодой человек выговорится, зачем гасить порывы? Он и не «погасил», причем до того хорошо, что через пару минут тот уже расположился рядом, простодушно рассказывая, как любит этого автора, чья книга лежит перед ними, и как только его он и может перечитывать во второй раз. Книгу он добыл в Лондоне, куда ездил два дня назад, у знакомого критика из литературного еженедельника, где тот ее получил от издателя, чтобы «состряпать статейку», которая будет «гвоздь», хотя ушло на нее всего пятнадцать минут. Доктор Хью признался, до чего ему стыдно за друга, за поверхностную статью о романе, который требует внимательного и вдумчивого анализа; и, со всей своей свежестью впечатлений, со стремлением высказаться, вскоре он показался бедному Денкому необыкновенным, прекрасным видением. Случай свел их, утомленного рыцаря пера и восторженного почитателя, человека нового поколения, чьим отзывом можно было гордиться. Почитатель казался и впрямь необыкновенным, поскольку не так часто встретишь небритого молодого врача — видом доктор Хью походил на одного немецкого физиолога, — который к тому же был бы влюблен без памяти в изящную словесность. Конечно, их свел случай, но, в отличие от многих предыдущих, случай счастливый, и Денком просидел не менее получаса, почти не раскрывая рта, довольный и удивленный в одинаковой мере. Сам он сказал доктору только, что обязан своим экземпляром приятельским отношениям с издателем, который узнал о его нездоровье и прислал ее в Борнмут, оказав таким образом знак дружеского внимания. Денком решил не скрывать, что болен, так как врач все равно непременно бы догадался; он даже позволил себе перейти на «медицинскую тему», поинтересовавшись насчет того, что думает молодой человек, в ком страсть к прекрасному сочетается с научными знаниями, по поводу новомодных лекарств. Наверное, Денком, начиная всерьез слушать собеседника, который принял всерьез
Повесть «Поворот винта» стала своего рода «визитной карточкой» Джеймса-новеллиста и удостоилась многочисленных экранизаций. Оригинальная трактовка мотива встречи с призраками приблизила повесть к популярной в эпоху Джеймса парапсихологической проблематике. Перерастя «готический» сюжет, «Поворот винта» превратился в философский этюд о сложности мироустройства и парадоксах человеческого восприятия, а его автор вплотную приблизился к технике «потока сознания», получившей развитие в модернистской прозе. Эта таинственная повесть с привидениями столь же двусмысленна, как «Пиковая дама» Пушкина, «Песочный человек» Гофмана или «Падение дома Ашеров» Эдгара По.
Впервые на русском – знаменитый роман американского классика, мастера психологических нюансов и тонких переживаний, автора таких признанных шедевров, как «Поворот винта», «Бостонцы» и «Женский портрет».Англия, самое начало ХХ века. Небогатая девушка Кейт Крой, живущая на попечении у вздорной тетушки, хочет вопреки ее воле выйти замуж за бедного журналиста Мертона. Однажды Кейт замечает, что ее знакомая – американка-миллионерша Милли, неизлечимо больная и пытающаяся скрыть свое заболевание, – также всерьез увлечена Мертоном.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Роман «Американец» (1877) знакомит читателя с ранним периодом творчества Г. Джеймса. На пути его героев становится европейская сословная кастовость. Уж слишком не совпадают самый дух и строй жизни на разных континентах. И это несоответствие драматически сказывается на судьбах психологически тонкого романа о несостоявшейся любви.
В надежде на удачный брак, Евгения, баронесса Мюнстер, и ее младший брат, художник Феликс, потомки Уэнтуортов, приезжают в Бостон. Обосновавшись по соседству, они становятся близкими друзьями с молодыми Уэнтуортами — Гертрудой, Шарлоттой и Клиффордом.Остроумие и утонченность Евгении вместе с жизнерадостностью Феликса создают непростое сочетание с пуританской моралью, бережливостью и внутренним достоинством американцев. Комичность манер и естественная деликатность, присущая «Европейцам», противопоставляется новоанглийским традициям, в результате чего возникают непростые ситуации, описываемые автором с тонкими контрастами и удачно подмеченными деталями.
За Генри Джеймсом уже давно установилась репутация признанного классика мировой литературы, блестяще изображающего в словесной форме мимолетные движения чувств, мыслей и настроений своих героев, пристального и ироничного наблюдателя жизни, тонкого психолога и мастера стиля.Трагическое противоречие между художником и обществом — тема поднятая Джеймсом в «Уроке Мастера».Перевод с английского А. Шадрина.
Перед вами юмористические рассказы знаменитого чешского писателя Карела Чапека. С чешского языка их перевел коллектив советских переводчиков-богемистов. Содержит иллюстрации Адольфа Борна.
Перед вами юмористические рассказы знаменитого чешского писателя Карела Чапека. С чешского языка их перевёл коллектив советских переводчиков-богемистов. Содержит иллюстрации Адольфа Борна.
Перед вами юмористические рассказы знаменитого чешского писателя Карела Чапека. С чешского языка их перевел коллектив советских переводчиков-богемистов. Содержит иллюстрации Адольфа Борна.
Вступительная статья И. В. Корецкой. Подготовка текста и примечания П. Л. Вечеславова.
В четвертый том вошел роман «Сумерки божков» (1908), документальной основой которого послужили реальные события в артистическом мире Москвы и Петербурга. В персонажах романа узнавали Ф. И. Шаляпина и М. Горького (Берлога), С И. Морозова (Хлебенный) и др.
В 5 том собрания сочинений польской писательницы Элизы Ожешко вошли рассказы 1860-х — 1880-х годов:«В голодный год»,«Юлианка»,«Четырнадцатая часть»,«Нерадостная идиллия»,«Сильфида»,«Панна Антонина»,«Добрая пани»,«Романо′ва»,«А… В… С…»,«Тадеуш»,«Зимний вечер»,«Эхо»,«Дай цветочек»,«Одна сотая».
В сборник вошли ранние произведения классика английской литературы Джейн Остен (1775–1817). Яркие, искрометные, остроумные, они были созданы писательницей, когда ей исполнилось всего 17 лет. В первой пробе пера юного автора чувствуется блеск и изящество таланта будущей «Несравненной Джейн».Предисловие к сборнику написано большим почитателем Остен, выдающимся английским писателем Г. К. Честертоном.На русском языке издается впервые.
В сборник выдающейся английской писательницы Джейн Остен (1775–1817) вошли три произведения, неизвестные русскому читателю. Роман в письмах «Леди Сьюзен» написан в классической традиции литературы XVIII века; его герои — светская красавица, ее дочь, молодой человек, почтенное семейство — любят и ненавидят, страдают от ревности и строят козни. Роман «Уотсоны» рассказывает о жизни английской сельской аристократии, а «Сэндитон» — о создании нового модного курорта, о столкновении патриархального уклада с тем, что впоследствии стали называть «прогрессом».В сборник вошли также статья Е. Гениевой о творчестве Джейн Остен и эссе известного английского прозаика Мартина Эмиса.
Юношеское произведение Джейн Остен в модной для XVIII века форме переписки проникнуто взрослой иронией и язвительностью.