Мадлен. Пропавшая дочь. Исповедь матери, обвиненной в похищении собственного ребенка - [5]

Как и я, Джерри хорошо учился в школе. К тому времени, когда он ее окончил, в его семье уже сложилось свое представление о работе и добывании денег, поэтому перед ним были поставлены четкие цели и он пошел по стопам старшего брата и сестер, соревнуясь с ними и стараясь их превзойти. Слова «застенчивый» и «Джерри» несовместимы. Все Макканны очень общительны и уверены в себе, ну а характер у каждого такой, что хоть гвозди куй, кого хочешь переспорить могут.

Джерри тоже увлекался спортом. И он не был бы Джерри, если бы и в спорте не стремился к вершинам. Его сильной стороной был бег на средние дистанции, и в семнадцать лет он стал лучшим в Шотландии бегуном на 800 метров в своей возрастной группе.

В университете Глазго он бегал за клуб «Хэирс энд хаундс». Клубные футболки ужасного ядовито-желтого цвета хороши разве что для занятий спортом, но Джерри свою так любил, что носил ее постоянно. Его можно было заметить за милю.

Благодаря особенностям своего характера — несгибаемая воля и несдержанность в сочетании с абсолютной искренностью и открытостью — Джерри стал для меня очень привлекательным и обаятельным мужчиной. Он в то время был очень веселым человеком, настоящим балагуром, но при этом оставался добрым, серьезным и нежным. И все же я до поры до времени старалась держаться от него на почтительном расстоянии и не поддаваться его обаянию. Думаю, меня сдерживало то, что многие считали его крутым парнем, несколько развязным и грубым. Я не спешила заводить отношения, которые могли закончиться для меня болезненно, да и гордость, наверное, сыграла свою роль: я не хотела быть просто одной из череды его подруг. Сейчас все это кажется довольно глупым, потому что за годы совместной жизни я много раз имела возможность убедиться в его прекрасных качествах. Не хочу сказать, что репутацию ловеласа он заслужил безосновательно, это не так, но, как часто бывает, все это было сильно преувеличено. Я же придавала слишком большое значение слухам, и, поверьте, я знаю, к каким бедам это может привести. Так вышло, что нам обоим пришлось уехать на край земли, чтобы наконец сойтись.

Мне всегда хотелось путешествовать, и я решила, что для того, чтобы моя мечта не осталась несбыточной, ее нужно воплотить в жизнь как можно скорее. Чем выше я буду продвигаться по карьерной лестнице, тем сильнее увязну в работе и тем сложнее будет мне вырваться. Покончив с «домашней работой», как тогда называли первый год врачебной практики после интернатуры, я решила заняться акушерством и гинекологией. Хоть это было не то, к чему я стремилась (я просто хотела приобрести опыт, необходимый для дальнейшей работы), мне нравилась моя работа. Оглядываясь назад, не могу не признать, что на мой выбор повлияло и то, что в гинекологическом отделении царили довольно свободные нравы. Но это была очень трудная работа, и брались за нее, как мне показалось, по большей части неудовлетворенные, уставшие от жизни женщины, не достигшие особых высот в своей профессии, и я не была вполне уверена, что это именно то, что мне нужно.

В начале 1995-го, переведясь в онкологическое отделение для повышения квалификации, я начала подыскивать работу в Австралии. Еще я наудачу послала письмо в одну новозеландскую больницу, воспользовавшись советом моей коллеги, которая была родом из этой страны. Я рассчитывала получить формальный ответ через положенное время и была несколько удивлена, когда мне позвонили прямо на работу и предложили место консультанта в Оклендском неонатальном центре. Конечно, я приняла это предложение.

Рассылая свои резюме, я в глубине души сожалела о том, что, уехав, потеряю связь с Джерри. Мы с ним не обсуждали планов на будущее, и я не знала, что он тоже подыскивает работу за границей, в США или Новой Зеландии. Позже по больницам Глазго ходили слухи, будто Джерри, узнав, что я уезжаю в Окленд, решил мчаться за мной и тут же сам начал подыскивать место в стране Длинного Белого Облака. Конечно, такая версия событий для меня лестна, но в действительности он в то время уже ожидал ответа из нескольких новозеландских и американских больниц. Все же я тешу себя надеждой, что новость о моем отъезде в Окленд повлияла на его выбор страны!

Первой уехала я. И в июле 1995-го я прибыла в страну, где не знала ни души. В мой первый день на новой работе мне позвонил новозеландский друг одного моего знакомого, к которому я по предварительной договоренности в случае чего могла обратиться. Он поинтересовался, как я устроилась, и спросил небрежным тоном: «Не хочешь сегодня побегать?», примерно так, как у нас говорят: «Не хочешь по пивку после работы?» Хоть я и была спортсменкой, бегом я не занималась, это была стихия Джерри, но, поскольку этот парень был моим единственным знакомым в Окленде, я согласилась.

Тот вечер я провела на поле, хлюпая по жидкой слякоти. При каждом шаге нужно было делать усилие, чтобы вытащить ногу из топкой грязи. Мой новый знакомый указал на виднеющуюся впереди гору и предложил: «Это Уан-три хилл. Поднимемся?» Я решительно кивнула. Пока мы поднимались, он все время что-то говорил, о чем-то меня спрашивал, но дыхания у меня хватало только на то, чтобы произнести одно-два слова в ответ. Честно говоря, я думала, что умру прямо там, на склоне горы. Когда мы, слава Богу, взобрались на вершину, он сделал широкий жест рукой, охватывая открывшуюся нам панораму. С этого 182-метрового потухшего вулкана, который считается одной из главных достопримечательностей Окленда, весь город видно как на ладони. «Ты только посмотри! — восторженно произнес он. — Посмотри, какие облака!» Но в ту минуту у меня была только одна мысль: «Пропади они пропадом, эти облака, меня сейчас стошнит!»