Мадам Розетт - [5]

— Вшивая старая сука, — произнёс он сквозь смех.

— Она что, очень рассердилась? — спросил Таран.

— Рассердилась?! Ты спрашиваешь, рассердилась ли она? Ты бы слышал, что она несла. Требовала, чтобы я сказал, в каком полку служит Хиггинс, говорила Бог весть что, кричала, что он обязан заплатить ей всё сполна. Воображаете, такие-сякие, что можете дурачить меня, но только со мной эти штуки не пройдут.

— Браво! — воскликнул Таран. — Ну и гнусная шлюха.

— Так что мы будем делать сегодня вечером? — спросил Вожак. — Уже седьмой час.

— Пойдём и для начала выпьем в каком-нибудь из тутошних заведений.

— Отличная мысль. Завалимся к египтянам в паб.

Пропустив ещё по стаканчику, они выбрались на улицу и сперва отправились в ресторан под названием «Эксельсиор», затем зашли в «Сфинкс», потом в паб с каким-то египетским названием и около десяти вечера оказались в баре вообще без вывески, где и сидели в блаженном состоянии, пили пиво и смотрели на сцене весьма странное шоу. В «Сфинксе» они подобрали лётчика из тридцать третьей эскадрильи, которого, как он им сказал, звали Уильям. Он был примерно того же возраста, что и Таран, но выглядел моложе, поскольку не успел ещё так много налетать. Его молодость выдавал больше всего пухлый рот. Он был похож на курносого школьника, хотя пустыня до смуглоты прокалила его кожу.

Теперь они уже втроём сидели в блаженном состоянии в баре без названия и пили пиво, так как здесь ничего, кроме пива, не подавали. Это была длинная комната с дощатыми стенами, некрашеным деревянным полом, посыпанным опилками, деревянными столами и стульями. В дальнем конце на высоком дощатом помосте шло представление. В зале было полно египтян, и все они пили чёрный кофе. На сцене находились две толстые девицы в блестящих серебряных трико и серебряных бюстгальтерах, одна из них вращала в такт музыке задом, а вторая — грудью. Та, что вращала бюстом, была более искусной: она ухитрялась крутить одной грудью, а другая оставалась неподвижной, при этом время от времени она ещё крутила и задом. Египтяне как заворожённые смотрели на девушку, щедро награждая её аплодисментами. И чем сильнее они хлопали, тем энергичнее она извивалась, и чем быстрее играла музыка, тем быстрее становились её движения — она вращалась всё быстрее и быстрее, ни разу не замедлив темпа, и с лица её не сходила вызывающая механическая улыбка. А египтяне всё хлопали и хлопали, всё громче и громче в такт убыстряющейся музыке. И все были счастливы.

Когда представление окончилось, Уильям сказал:

— Не понимаю, почему они всегда выбирают этих жутких толстух? Неужели у них нет красивых женщин?

— Египтяне любят толстых, таких, как эти две, — ответил Вожак.

— Даже не верится, — сказал Таран.

— И тем не менее. Так уж у них повелось с давних пор. В Египте ведь то и дело голод. Поэтому все бедные люди были худые, а богатые и знатные толстые и упитанные. Если тебе повстречалась толстуха, так и знай — она из высших классов.

— Брехня это, — сказал Таран.

— А мы сейчас всё узнаем, — заявил Уильям. — Я хочу задать этот вопрос вон тем египтянам. — Он большим пальцем указал на двух пожилых мужчин за соседним столиком, в нескольких шагах от них.

Он не был пьян, никто из них не был пьян, но все трое были наверху блаженства от выпитого пива и виски, и самым счастливым из них был Уильям. Его загорелое мальчишеское лицо так и светилось счастьем, а вздёрнутый нос, казалось, задрался ещё выше, и было видно, что он наконец расслабился, впервые за много недель. Он поднялся с места, прошёл к столу, где сидели египтяне, и с улыбкой остановился перед ними.

— Вы окажете большую честь моим друзьям и мне, если согласитесь присоединиться к нам за нашим столом.

У египтян были пухлые лоснящиеся лица, красные фески на голове; у одного из них во рту блестел золотой зуб.

Поначалу, когда Уильям обратился к ним, они слегка встревожились, но потом успокоились.

— Пожалста, — сказал один.

— Пожалста, — добавил второй.

После чего египтяне поднялись, пожали руку Уильяму и направились вслед за ним к соседнему столу, где сидели Вожак с Тараном.

Уильям сказал:

— Познакомьтесь с моими друзьями. Это Вожак, а это Таран. А меня зовут Уильям.

Вожак и Таран встали и обменялись рукопожатиями с египтянами, те ещё раз сказали «пожалста», и затем все сели.

Вожак знал, что религия запрещает египтянам пить, и поэтому предложил заказать кофе. Владелец золотого зуба воздел руки вверх ладонями и слегка втянул голову в плечи.

— Для меня, пожалста. — Он широко улыбнулся. — Я привычный. А за мой друг, — он простёр руки в сторону соседа, — за мой друг… я не могу говорить.

Вожак поглядел на друга.

— Кофе? — предложил он.

— Пожалста. Я привычный.

— Отлично. Значит, два кофе.

Вожак подозвал официанта.

— Два кофе, — сказал он, затем, обращаясь к Уильяму с Тараном, спросил: — Может, ещё пива?

— Для меня, пожалста, — ответил Таран. — Я привычный, но за моего друга, — тут он повернулся к Уильяму, — за моего друга… я не могу говорить.

Уильям сказал:

— Пожалста, я привычный. — При этом никто из них не улыбнулся.

— Отлично. Официант, два кофе и три пива.

Когда официант принёс заказ, Вожак сразу же расплатился.