Мадам Мидас - [67]

Оставив Беллторпа с Джарпером, Гастон заказал бренди с содовой и вышел на балкон покурить.

Прозвенел звонок, возвещая, что скоро поднимется занавес для второго акта; бар и балконы постепенно опустели – люди возвращались на свои зрительские места. Однако мистер Ванделуп все еще сидел и курил, время от времени попивая бренди, и размышлял над своими проблемами. Он ломал голову, прикидывая, как же ему покончить с безденежьем.

Ночь была удивительно жаркой, даже темная синева безлунного неба, усыпанного звездами, не могла принести прохлады. На балкон выходили окна нескольких театральных гардеробных, и сквозь ярко-красные шторы просвечивали горящие внутри огни. В баре, за широко распахнутой дверью, тоже как будто царила жара, даже под холодным белым сиянием электрических ламп, заключенных в большие овальные плафоны. Эти плафоны свисали гроздьями с медных подпорок, напоминая виноград под названием «дамские пальчики».

Перед Ванделупом тянулась высокая балюстрада балкона, и когда француз откинулся в кресле, он увидел белое сияние электрических ламп вверху, а потом – освещенную звездами темноту летней ночи. За древесными купами виднелась дорога, тянущаяся между деревьями, и газовые фонари вдоль нее, похожие на тусклые желтые звезды. Справа поднимались огромные здания Парламента, опутанные беспорядочной паутиной лесов, частое переплетение которых чернело на фоне неба.

Приятный невнятный говор доносился с тротуара внизу, где толпился народ. Сквозь непрекращающийся стук колес кебов и резкие, чистые крики уличных мальчиков Гастон слышал пронзительные ноты скрипки, играющей мечтательную мелодию вальса «Однажды летней ночью в Мюнхене» – вальса, по которому сходил с ума весь Мельбурн.

Гастон так глубоко погрузился в свои мысли, что не заметил, как два джентльмена вышли из бара и, усевшись неподалеку, заказали выпивку официанту, который приблизился, чтобы их обслужить.

Оба джентльмена были в вечерних костюмах и, очевидно, покинули оперу, чтобы поговорить о делах. Они с жаром беседовали; Ванделуп, услышав их голоса, оглянулся, но после принял прежнюю равнодушную позу. Но, хотя с виду француз и был по-прежнему поглощен своими мыслями, теперь он вслушивался в каждое произнесенное слово, потому что уловил название «Сорочья Жила». Так назывался кварцевый рудник, акции которого в последнее время всплыли на рынке. Вначале они поднялись до фунта, потом, когда о руднике начали ходить дурные слухи, внезапно упали до четырех шиллингов.

В одном из собеседников Ванделуп узнал Барраклафа, известного брокера; его собеседника – темноволосого, гибкого мужчину среднего роста, он никогда раньше не видел.

– Говорят вам, они напали на месторождение, – с экспансивным жестом заявил Барраклаф. – Толлерби – управляющий рудника и знает все!

– Да ну? Если он управляющий, ему и полагается знать все, – со смехом ответил темноволосый. – Но я не верю в это предприятие, дорогой мальчик, и никогда не верил. Оно началось с большой шумихи и, судя по проспектам, должно было стать вторым «Длинным Тоннелем». А сейчас их акции идут всего по четыре шиллинга… Тьфу!

– Да, но не забывайте, что акции поднимались до фунта, – быстро сказал Барраклаф. – А теперь они стоят так дешево, что мы можем скупить их все, а потом…

– Ну? – с интересом спросил второй.

– Они поднимутся, старина, понимаете?

Брокер радостно потер руки.

– И как вы собираетесь устроить бум? – спросил гибкий мужчина скептически. – Публика не будет слепо их скупать, люди должны увидеть что-то существенное.

– И они увидят! – горячо заверил Барраклаф. – Толлерби посылает сюда несколько образцов.

– А они точно из «Сорочьей Жилы»? – подозрительно спросил второй.

– Конечно! – негодующе ответил брокер. – Не думаете же вы, что ее «подсолили»?[47] В «Сорочьей Жиле» есть золото, но оно встречается «карманами». Смотрите, – он вытащил что-то из кармана. – Я получил эту телеграмму от Толлерби в четыре часа дня.

Вынув из бумажника телеграмму, он протянул ее своему собеседнику.

– «Напали на богатство. Явный “карман”. Тридцать унций на машину», – медленно прочитал второй. – Ну надо же!.. Выглядит отлично. Почему вы не опубликовали это в газетах?

– Потому что у меня недостаточно акций, – нетерпеливо ответил Барраклаф. – Как вы не понимаете? Завтра я отправлюсь на биржу и скуплю за четыре шиллинга все акции, которые смогу получить. В конце недели прибудут образцы камней – очень богатые. Я опубликую эту телеграмму от управляющего и начнется бум!

– И как высоко, по-вашему, поднимутся акции? – задумчиво спросил темноволосый.

Барраклаф пожал плечами и вернул телеграмму в бумажник.

– До двух-трех фунтов, а может, и выше, – ответил он и встал. – В любом случае это настоящая удача. И если вы отправитесь со мной, мы наверняка заработаем добрых несколько тысяч.

– Приходите повидаться со мною завтра утром, – сказал темноволосый, тоже поднявшись. – Думаю, я приму участие в деле.

Барраклаф радостно потер руки, а потом компаньоны покинули балкон и отправились обратно в зрительный зал.

Ванделуп почувствовал, что каждая его жилка вибрирует. Вот он, шанс сделать деньги! Если б только у него имелось несколько сотен, он смог бы купить все акции «Сорочьей», какие только сумеет достать, и получил бы прибыль, когда они поднимутся в цене. Пятьсот фунтов! Если раздобыть такую сумму, он сможет купить две тысячи пятьсот акций! А если они поднимутся до трех фунтов, он заработает почти восемь тысяч… Какая блестящая идея! То был созревший плод, который сам падал ему в руки.