Лживый брак - [32]

Тогда к чему вся эта ложь?

У меня нет первой подсказки. Но я знаю, что должна найти ее.

Я поворачиваюсь к Дэйву:

– Да, я все еще хочу знать.

– Ты уверена?

Я киваю, преисполненная решимости:

– Абсолютно.

Не говоря больше ни слова, он включает передачу, нажимает на газ, и мы отправляемся в путь.

После того как Дэйв выезжает на шоссе, я набираю номер начальника департамента по работе с персоналом ЭСП и включаю громкую связь.

– Доброе утром, Шефали Маджумдар у телефона.

Если не считать имени, Шефали производит впечатление стопроцентной американки. У нее мягкий и приятный голос, и мне не удается уловить в нем и намека на акцент, хотя, когда я объясняю цель своего звонка, ей с трудом удается скрыть возникшую неловкость.

– То есть, – говорит она после того, как я излагаю суть дела, и в ее голосе слышу смущение, – вы хотите знать, приняла ли я на работу вашего мужа?

– Совершенно верно.

– Который также был одним из пассажиров рейса 23, разбившегося на прошлой неделе?

– К сожалению, да.

– И он никогда не говорил вам, что проходит собеседования или хотя бы что ищет новую работу?

– Именно. Я знаю об этом только потому, что он рассказал одному из друзей, что ему предложили место в ЭСП. А этот друг рассказал мне.

Шефали умолкает, мы с Дэйвом обмениваемся тревожными взглядами. Я откидываюсь на спинку пассажирского кресла и даю ей время обдумать мою просьбу, сердце глухо бьется о ребра. Я готова начать умолять ее, я уже подбираю в голове нужные слова, но тут она нарушает молчание:

– Во всех руководствах по кадрам, которые когда-либо были написаны, говорится, что я ничего не могу сказать вам в любом случае. Что соискатели на любую должность имеют неоспоримое право на неприкосновенность конфиденциальной информации независимо от того, принимаю я их на работу или нет. Если ваш муж не счел нужным рассказать вам о том, что он ищет работу, то с этической точки зрения я не могу ни подтвердить, ни опровергнуть то, что эти поиски привели его к нам.

Меня пронзает разочарование. Я открываю рот, чтобы возразить, но едва успеваю произнести хотя бы звук, как Шефали перебивает меня:

– Но я могу сказать только то, что в ЭСП более восьми месяцев нет открытых вакансий на руководящую должность, а последняя была на пост вице-президента по маркетингу. А для технических позиций, которые мы заполняли в течение последнего года, инженер по программному обеспечению имеет слишком высокую квалификацию.

Дэйв смотрит на меня широко раскрытыми глазами. Я же, напротив, закрываю глаза: новость, которую я сейчас услышала, раздавила меня, подобно локомотиву.

– То есть вы его не нанимали?

Она в ответ молчит.

– Вы говорили с ним недавно о работе?

Шефали медлит, но только лишь пару секунд.

– Миссис Гриффит, я впервые услышала его имя пятнадцать минут назад.

Остаток пути мы с Дэйвом спорим о том, что сказала Шефали.

– Зачем Уиллу лгать? – уже, должно быть, в пятый раз спрашивает Дэйв. – Зачем ему говорить Корбану о работе, на которую он даже не собирался претендовать? Которая даже не существует?

Я отвечаю то же, что и в последний раз:

– Возможно, солгал не Уилл. Возможно, это был Корбан.

– В этом нет никакого смысла. Какая ему от этого выгода?

– Я не знаю. – Слова звучат резче, чем мне бы хотелось, поскольку этот разговор тянется уже пятнадцать минут. У меня нет ответов на его бесконечные вопросы. Я не знаю, не понимаю и не могу придумать, зачем кому-то из них понадобилось лгать.

От очередного раунда меня избавляет телефон Дэйва, сигнал которого возвещает, что мы прибыли к месту назначения. Дэйв притормаживает посреди улицы, показывая в окно с моей стороны.

Средняя школа Хэнкок представляет собой массивное сооружение из кирпича и бетона в Центральном районе Сиэтла, подвергшемся спорному процессу джентрификации. Тут налицо явное множественное расстройство личности – многоквартирные дома в одном квартале, громоздкие отреставрированные викторианские особняки в другом, заброшенные магазины в третьем. Мы паркуемся на улице перед главным входом и поднимаемся по цементным ступеням.

Как и любая другая школа в стране, Хэнкок должна реагировать на участившиеся случаи стрельбы и поножовщины ужесточением мер безопасности, особенно в таком районе, как этот. А это означает закрытые двери, камеру, жужжащую у нас над головами, и охранника в униформе, разглядывающего нас на мониторе. Я машу рукой, и он впускает нас.

– Чем могу помочь? – интересуется он, при этом оставаясь стоять, так чтобы мы видели, что он вооружен.

Я показываю ему карточку Лейк-Форест, на которой красуется эмблема школы и моя цветная фотография, прямо над указанием моей должности школьного психолога-консультанта. Лейк-Форест достаточно небольшая школа, и поэтому от сотрудников не требуется носить карточки при себе на территории кампуса, и я радуюсь, что всегда ношу свою в сумке.

– Меня зовут Айрис Гриффит, я преподаватель академии Лейк-Форест в Атланте, штат Джорджия. Я проверяю сведения об одном из ваших выпускников и надеялась взглянуть на вашу библиотеку. Полагаю, что в ней я смогу найти копии всех старых школьных альбомов?

Как я и предполагала, он указывает на дверь приемной, расположенной в противоположной стороне вестибюля.