Лживый брак - [31]

Дэйв, перегнувшись через меня, дотягивается до шторки на окне, поднимает ее, и мне в глаза бьет яркий свет.

– Это не в первый раз, – говорю я, вспомнив, как на втором курсе Джоуи Макинтош показывал мне, как пить пиво из воронки, до тех пор пока я не отключилась прямо во дворе дома. Дэйв перебросил меня через плечо и втащил наверх, где уложил в постель до того, как наши родители вернулись из кино. Я целую его в плечо. – Спасибо, что ты здесь. Не представляю, как бы я справилась со всем этим сама.

– Пожалуйста. Как будто я бы тебе позволил. – Он быстро сжимает мою руку, потом, покопавшись в кармане впереди стоящего кресла, сует мне пакетик крекеров

«Чекс Микс», которые купил в аэропорту Атланты. – Вот. Мама сказала, что, если ты еще похудеешь, она меня убьет.

Я улыбаюсь, хотя мне точно известно, что он не шутит. Мама так ему и сказала, а я действительно похудела. Шесть дней без еды, и вот результат – джинсы болтаются на бедрах, живот плоский и подтянутый, а моя задница – которая никогда не была слишком жирной, но и тощей ее определенно назвать было нельзя – уменьшилась в размерах, потеряв былую пышность. Превращение во вдову стоило мне семи с лишним фунтов.

Я открываю пакет, съедаю сначала одну штучку, а потом, когда мой желудок не восстает против соленого и хрустящего крекера, другую и смотрю в окно на Сиэтл, который вижу впервые. Его не зря называют Изумрудным городом. Раскинувшиеся на многие мили вокруг холмистые луга, леса и озера цвета авокадо, словно длинные пальцы, проникающие в поросшие мхом долины, из-за дождей, давших второе название городу, кажутся еще более зелеными. Над нами низко нависают свинцовые тучи.

Через пятнадцать минут мы уже выходим из аэропорта и на шаттле доезжаем до стойки «Хертц». Поскольку точно неизвестно, что именно мы ищем и сколько нам понадобится времени, мы с Дэйвом решаем импровизировать. Никакого предварительного заказа автомобиля и номера в гостинице, никакого плана и даже обратных билетов. У Уилла от этого случился бы взрыв мозга, но туристические сайты уверяли нас, что по причине характерных для апреля частых дождей и холодного ветра туристов в городе будет немного и проблем с наличием свободных мест в гостинице не возникнет.

Мы забираемся в арендованный автомобиль, Дэйв заводит двигатель и жмет на газ до тех пор, пока из вентилятора не начинает дуть горячий воздух. Жители Атланты не приспособлены к такому холоду, который обжигает кожу и пробирает до костей, заставляя вас чувствовать себя так, будто вы вымокли насквозь, хотя на самом деле это не так. Я дрожу на пассажирском сиденье, пока Дэйв возится с радиоприемником. Он ловит какую-то станцию в стиле кантри, а я выстраиваю маршрут на своем айфоне.

– Нам нужно добраться до I-5, а затем двигать на север. – Дэйв не трогается с места, я оборачиваюсь и вижу, что он смотрит на меня. – Что?

– Просто… – Он вздыхает, глядя мне прямо в глаза. – Ты совершенно уверена, что хочешь этого?

– Ты спрашиваешь меня об этом сейчас?

Он поднимает руки, а потом ударяет по рулю.

– Время не самое подходящее, согласен, и все же. Я спрашиваю тебя сейчас, когда у нас еще есть шанс вернуться. Поехать домой и забыть все, что связано с Сиэтлом, пока это не омрачило память о твоем муже. А так и будет, ты знаешь. Особенно если мы узнаем что-то плохое. Ты об этом подумала?

– Конечно, я думала об этом. На самом деле я даже почти уверена, что именно так и будет. Никто не станет переписывать годы своей жизни заново, если они были чисты как стеклышко.

Он смотрит на меня, словно говоря: «Твоя взяла».

– Ладно, тогда позволь мне спросить: что, если то, что мы найдем, окажется не просто плохим? Что если оно будет ужасным? Нет, если оно будет кошмарным? И, понимая, что Уилл уже не может ни защитить себя, ни оправдаться, ты по-прежнему хочешь знать?

Я смотрю на парковку и дальше, туда, где в небо с ревом поднимается самолет, и обдумываю вопрос, заданный братом. Дэйв прав; я еще могу повернуть все вспять. Я могу выйти из машины, вернуться в аэропорт и постараться забыть о Сиэтле. Я могу помнить о моем муже только хорошее – что никому не удавалось рассмешить меня сильней, что он считал воскресные утра созданными для того, чтобы подавать кофе в постель, что ложбинка у него за ухом будто специально создана для моего носа – и пытаться игнорировать все остальное. То, о чем он лгал. То, что он о себе скрывал. Я могу поехать домой и начать оплакивать своего мужа.

Но как можно оплакивать кого-то, о ком ты больше не можешь с уверенностью сказать, что хорошо его знаешь?

Я раздумываю, что такого мы можем узнать, заслуживающего определения «кошмарный». Что у Уилла есть другая семья – очаровательная жена и парочка прелестных малышей с таким же квадратным подбородком и серо-голубыми глазами, как у него, – которую он прячет в бунгало где-то на окраине Сиэтла. Что он преступник, которого разыскивает полиция, серийный убийца, или насильник, или террорист, на совести которого множество жизней. Все эти идеи кажутся мне нелепыми. Тот, кто хочет скрыться от жены или от закона, не заводит страницу в «Фейсбуке».